Правомерен вопрос о том, являются ли эти экзистенциалы человеческого существования универсальными для всех культур, возможны ли национальные особенности совести, есть ли основания для популярного разделения востока и запада на «культуру стыда» и «культуру вины»? В советско-российской этической мысли имеет место быть традиция, заложенная И. С. Коном, отметившим, что стыд это ориентация на внешнюю оценку, а вина - на самооценку [4, 86], В этом русле рассуждают К. Салимова [7, 38], Т. Стефаненко, Г. Гусейнов, Е. Золотухина-Оболина [3, 191], В. Малахов, полагая, что стыдно человеку перед другими, а вину он переживает перед собой. Наша позиция заключается в том, что логика переживания и стыда, и вины всегда одинакова - перед собой. Различным здесь в зависимости от социального контекста является степень широты внутренней общности коллектива как переживающего субъекта. Членов коллектива, перед которыми стыдно, никак нельзя назвать Другими. Каждый из «сородичей» по отношению к любому другому есть Свой-Другой, и все они вместе руководствуются «Мы-сознанием», стыдится в данном случае именно «Мы-сознание» перед «собой-мы». Для нас принципиально то, что степень широты субъекта морального переживания, влияя на сам процесс проживания стыда и вины, не является первопричиной их зарождения в сознании. Замечено, что любые переживания - стыд, вина, гордость, почет, радость - публично протекают ярче, значительнее влияют на поведение. Именно для остроты эмоций люди приходят в кинотеатр, собираются на стадионах, выходят на митинги. Для нас важно, что все эти формы единения не порождают эмоции, а лишь усиливают их. Вспомним широко распространенное деление культур на «общинные» и «индивидуальные». С определённой долей относительности признаем, что первые из них активно переживают стыд, часто останавливаясь на этом уровне духовной практики. Вторые чаще экстропалируют стыд в вину как осознанное переживание. Происходит это в силу более высокого уровня рационализации, логического мышления в индивидуально ориентированных культурах Западной Европы и из-за преобладания чувственного восприятия мира в традиционных восточных культурах. Т.о., все культуры в равной степени способны переживать стыд, а те из них, в которых выше уровень логического мышления чаще осознают виноватость своего бытия и активнее на это отзываются. Второй водораздел между культурами обнаруживается в сфере содержательного наполнения норм. Известное положение К. Маркса о том, что «У республиканца иная совесть, чем у роялиста, у имущего - иная, чем у неимущего» [6, 104] уязвимо не просто в том, что, абсолютизируя отдельные признаки, упрощает понимание причин разнообразия форм человеческого существования. Подобная редукция уводит анализ в сторону от самой природы совести, показывая лишь некоторые результаты ее работы на выходе. Не совесть у людей разная, а нормы и поступки, по поводу которых совести приходится «трудиться», не совпадают. При этом согласимся, что трудится каждая совесть по-разному, в зависимости от мыслительных способностей, и субъективных усилий. Внутри этой моральной рефлексии человек пребывает в глубоком одиночестве. Логика же возникновения стыда и вины одинакова: на основе сообщества с едиными нормами, внутри которого субъект переживания за проступок стыдится и винится перед собой и перед своим коллективом в едином порыве, ибо он не отделяет себя от остальных и переживает за себя и за других совершенно синкретично, испытывает эмоции и чувства вполне гомогенные. В таком режиме работает моральный механизм людей всех культур и принципиальной разницы здесь просто не может быть. — 50 —
|