|
– Левий Матвей? – хрипло спросил больной прокуратор и закрыл глаза, чтобы никто не видел, что происходит с ним. – Да, добрый человек Левий Матвей, – донеслись до прокуратора сквозь стук горячего молота в виске слова, произнесённые высоким голосом. – А вот, – с усилием и даже помолчав коротко, заговорил прокуратор, – что ты рассказывал про царство на базаре? – Я, игемон, – ответил, оживляясь, молодой человек, – рассказывал про царство истины добрым людям и больше ни про что не рассказывал. После чего прибежал один добрый юноша, с ним другие, и меня стали бить и связали мне руки. – Так, – сказал Пилат, стараясь, чтобы его голова не упала на плечо. «Я сказал «так», – подумал страдающий прокуратор, – что означает, что я усвоил что-то, но я ничего не усвоил из сказанного», – и он сказал: – Зачем же ты, бродяга, на базаре рассказывал про истину, не имея о ней никакого представления? Что такое истина? И подумал: «О, боги мои, какую нелепость я говорю. И когда же кончится эта пытка на балконе?» И он услышал голос, сказавший по-гречески: – Истина в том, что у тебя болит голова и болит так, что ты уже думаешь не обо мне, а об яде. Потому что, если она не перестанет болеть, ты обезумеешь. И я твой палач, о чём я скорблю. Тебе даже и смотреть на меня не хочется, а хочется, чтобы пришла твоя собака. Но день сегодня такой, что находиться в состоянии безумия тебе никак нельзя, и твоя голова сейчас пройдёт. Секретарь замер, не дописав слова, и глядел не на арестанта, а на прокуратора. Каковой не шевелился. Пилат поднял мутные глаза и страдальчески поглядел на арестанта и увидел, что солнце уже на балконе, оно печёт голову арестанту, он щурит благожелательный глаз, а синяк играет радугой. Затем прокуратор провёл рукою по лысой голове и муть в его глазах растаяла. После этого прокуратор приподнялся с кресла, голову сжал руками и на обрюзгшем лице выразился ужас. Но этот ужас он подавил своей волей. А арестант между тем продолжал свою речь, и секретарю показалось, что он слышит не греческие хорошо знакомые слова, а неслыханные, неизвестные. – Я, прокуратор, – говорил арестант, рукой заслоняясь от солнца, – с удовольствием бы ушёл с этого балкона, потому что, сказать по правде, не нахожу ничего приятного в нашей беседе… Секретарь побледнел как смерть и отложил таблицу. – То же самое я, впрочем, советовал бы сделать и тебе, – продолжал молодой человек, – так как пребывание на нём принесёт тебе, по моему разумению, несчастия впоследствии 59. Мы, собственно говоря, могли бы отправиться вместе. И походить по полям. Гроза будет, – молодой человек отвернулся от солнца и прищурил глаз, – только к вечеру. Мне же пришли в голову некоторые мысли, которые могли бы тебе понравиться. Ты к тому же производишь впечатление очень понятливого человека. — 77 —
|