|
Прокуратор, стараясь не поворачивать головы, поглядел на приведённого. – Лицо от побоев надо оберегать, – сказал по-арамейски прокуратор, – если думаешь, что это тебя украшает… И прибавил: – Развяжите ему руки. Может быть, он любит болтать ими, когда разговаривает. Молодой человек приятно улыбнулся прокуратору. Солдаты тотчас освободили руки арестанту. – Ты в Ершалаиме собирался царствовать? – спросил прокуратор, стараясь не двигать головой. Молодой человек развёл руками и заговорил: – Добрый человек… Но прокуратор тотчас перебил его: – Я не добрый человек. Все говорят, что я злой, и это верно. Он повысил резкий голос: – Позовите кентуриона 53 Крысобоя! Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором. Крысобой на голову был выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что заслонил невысокое солнце. Прокуратор сделал какую-то гримасу и сказал Крысобою по латыни: – Вот… называет меня «добрый человек»… Возьмите его на минуту в кордегардию, объясните ему, что я злой… Но я не потерплю подбитых глаз перед собой!.. И все, кроме прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который жестом показал, что арестованный должен идти за ним. Крысобоя вообще все провожали взглядами, главным образом, из-за его роста, а те, кто видел его впервые, – из-за того, что лицо Крысобоя было изуродовано: нос его в своё время был разбит ударом германской палицы. Во дворе кордегардии Крысобой поставил перед собою арестованного, взял бич, лежащий на козлах, и, не сильно размахнувшись, ударил арестанта по плечам. Движение Крысобоя было небрежно и незаметно, но арестант мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, и некоторое время не мог перевести дух. – Римский прокуратор, – заговорил гнусаво Марк, плохо выговаривая арамейские слова, – называть «игемон» 54… Другие слова нет, не говорить!.. Понимаешь?.. Ударить? Молодой человек набрал воздуху в грудь, сбежавшая с лица краска вернулась, он протянул руку и сказал: – Я понял. Не бей. И через несколько минут молодой человек стоял вновь перед прокуратором. – В Ершалаиме хотел царствовать? – спросил прокуратор, прижимая пальцы к виску. – Я, до… Я, игемон, – заговорил молодой человек, выражая удивление здоровым глазом, – нигде не хотел царствовать. – Лгуны всем ненавистны, – ответил Пилат, – а записано ясно: самозванец, так показывают свидетели, добрые люди. – Добрые люди, – ответил, оживляясь, молодой человек и прибавил торопливо: – Игемон, ничему не учились, поэтому перепутали всё, что я говорил. — 75 —
|