|
– В самом деле. Не видал я пальм, что ли, – сказал Иванушка, – да ну их к лысому бесу. Мне бы у Василия Блаженного на паперти сидеть… И точно учинился Иванушка на паперти. И сидел Иванушка, погромыхивая веригами, а из храма выходил страшный грешный человек: исполу – царь, исполу – монах. 159 В трясущейся руке держал посох, острым концом его раздирал плиты. Били колокола. Таяло. – Студные дела твои, царь, – сурово сказал ему Иванушка, – лют и бесчеловечен, пьёшь губительные обещанные диаволом чаши, вселукавый мних. Ну, а дай мне денежку, царь Иванушка, помолюся ужо за тебя. Отвечал ему царь, заплакавши: – Почто пужаешь царя, Иванушка. На тебе денежку, Иванушка-верижник, Божий человек, помолись за меня! И звякнули медяки в деревянной чашке. Завертелось всё в голове у Иванушки, и ушёл под землю Василий Блаженный. Очнулся Иван на траве в сумерках на Патриарших Прудах, и пропали пальмы, а на месте их беспокойные коммуны уже липы посадили. – Ай! – жалобно сказал Иванушка, – я, кажется, с ума сошёл! Ой, конец… Он заплакал, потом вдруг вскочил на ноги. – Где он? – дико вскричал Иванушка, – держите его, люди! Злодей! Злодей! Куси, куси, куси, Банга, Банга! Но Банга исчез. На углу Ермолаевского неожиданно вспыхнул фонарь и залил улицу, и в свете его Иванушка увидел уходящего Воланда. – Стой! – прокричал Иванушка и одним взмахом перебросился через ограду и кинулся догонять. Весьма отчётливо он видел, как Воланд повернулся и показал ему фигу. Иванушка наддал и внезапно очутился у Мясницких ворот, у почтамта. Золотые огненные часы показали Иванушке половину десятого. Лицо Воланда в ту же секунду высунулось в окне телеграфа. Завыв, Иванушка бросился в двери, завертелся в зеркальной вертушке и через неё выбежал в Савельевский переулок, что на Остоженке, и в нём увидел Воланда, тот, раскланявшись с какой-то дамой, вошёл в подъезд. Иванушка за ним, двинул в дверь, вошёл в вестибюль. Швейцар вышел из-под лестницы и сказал: – Зря приехали, граф Николай Николаевич к Боре в шахматы ушли играть. С вашей милости на чаек… Каждую среду будут ходить. И фуражку снял с галуном. – Застрелю! – завыл Иванушка, – с дороги, арамей! Он взлетел во второй этаж и рассыпным звонком наполнил всю квартиру. Дверь тотчас открыл самостоятельный ребёнок лет пяти. Иванушка вбежал в переднюю, увидел в ней бобровую шапку на вешалке, подивился зачем летом бобровая шапка, ринулся в коридор, крюк в ванной на двери оборвал, увидел в ванне совершенно голую даму с золотым крестом на груди и с мочалкой в руке. Дама так удивилась, что не закричала даже, а сказала: — 158 —
|