– Ну, и боле ничего! Так я говорю? – Так, так… – Ну, и шабаш!.. Только всего! Пропивание чужого добра шло довольно долго. Подруга Данилки, знавшая, что остановить этого пропивания невозможно, заботилась только о том, чтобы друг ее не разбил себе головы: остальное «наживется». К концу двух недель после первой встречи настала в конуре Данилки тишина и труд… – Что за шум! – заговорил Мымрецов, появляясь в одну из таких необыкновенно тихих минут. – По какому случаю дебош? Мымрецову не могло даже представиться, чтобы не было буйства там, где появлялся он. – Потому, мы не допущаем, чтобы, например, дебош! – продолжал он, хватая Данилку. – Кузьмич, друг! – завопил портной, – что ты? – Не бунтуй, бунту не заводи! И теперича женский пол, ежели… – Женюсь, женюсь, брат! в закон беру, аль ты очумел? за что ж в часть-то? в закон! хоть сейчас под венец. Мымрецов выпустил шиворот Данилки и остался среди конуры в большом недоумении. – Что ты? – продолжал Данилка укоризненно. – А я было в намерении моем на брак мой тебя хотел потребовать, но ежели ты меня в поволочку… Долго Данилка укорял Кузьмича в несправедливости его желаний и развивал планы насчет будущего супружеского счастия с Аленой Андреевной, которой он задумал передать на руки свое добро и хозяйство нажитое. Речи его были до того сильны, что Мымрецов не осмелился снова посягнуть на свободу Данилки, а только прибавил: – А все, Данил о, надо бы тебе по делам-то в части высидеть… Потому, дебош оченно большой ты затеял. Оченно большой шум! IVНадо сказать правду, что случаи, подобные вышеприведенному, когда шиворот, попавший уже в руки Мымрецова, неожиданно исчезал из них, бывали с нашим героем довольно часты. В такие минуты он решительно не мог ничего сообразить и предавался глубокому унынию. – У нас этого нельзя, – бормотал он, возвращаясь домой, например, от Данилки: – мы не дозволяем этого, чтобы вырываться… Так-то. Течение времени, конечно, успокоивало его, но бывали моменты до того потрясающие, что потом нужно было много удачных тасканий, чтобы привести Мымрецова в нормальное состояние. Вот, например, однажды темным зимним вечером в будку просунулась голова сыщика. – Живо! Собирайся! – крикнул он Мымрецову и снова захлопнул дверь, чтобы созвать еще двух подчасков; сыщик торопился по случаю одного важного дела, в котором принимали участие многие уездные сановники: вечером того же дня у почтовой гостиницы сзади одного дормеза был отрезан каким-то вором чемодан. Надо было разыскать вора. — 216 —
|