|
– Скажите, – говорит та, – можно ли два раза любить? – Хе-хе-хе, можно-с, – произносит N самым подлейшим тоном, но вслед за тем серьезно прибавляет: – То есть, смотря по тому, какая любовь. Ежели любовь истинная… Вы про истинную изволите говорить? – Про истинную. – Ну, тогда дело совершенно другого рода… – Нельзя? – Более одного разу нельзя-с… – Я и сама так думаю… В зале снова показывается хозяйка, хлопотавшая насчет ужина. Некоторое время царствует молчание. Понимая, что нужно снова занять гостя, хозяйка говорит: – А что, скажите вы мне, сделайте одолжение, есть ли такие места, откуда никаких дорог уж нету?.. – Должно быть, есть-с… – Где же, например?.. – На самом конце-с… Откуда уж некуда больше… Все добродушно хохочут. – Ах ты, господи!.. – помирая со смеху, произносит мать. – Что значит неученый-то человек, не догадаешься… – И т. д. На другой день г. N в дороге. Добрые кони подхватывают покойный экипаж, из которого виднеется длинный футляр с планом, а г. N в это время чувствует, что за десятину ему пришлось «недурно». А для барышни настает снова скука. Снова невыразимо долго ползут жаркие полдни и настают одинокие вечера… – Можно ли два раза любить? – спрашивает она себя, стоя у окна и смотря на собирающийся в небе дождик. – Нельзя… Почему?.. Почему… висок есть самое чувствительное… Тьфу ты, господи, какая тоска! IIIДля большего знакомства с жизнью села Кошки нам необходимо, хоть слегка, остановиться на другом пункте деревенской, исключительно мужичьей, жизни. Это – сборня. Оставшись после упразднения здесь волости, сборня не могла похвастаться слишком рьяною деятельностью в своих стенах, так как здесь не было даже писаря, а существовали одни караульщики и десятские. Половина дома почти пустовала, и для приезжего чиновника оставалась только одна комната со столом, сплошь закапанным сургучом, и множеством наставлений в больших черных рамах с синими стеклами, угрюмо смотревших с выбеленных стен. Мел на стенах сохранился только у верха, так как снизу стен мужичьи спины усердно вытирали его своими армяками, отчего бревна лоснились, как полированные. На дворе сборни, по очереди, стояли обывательские тройки на случай проезда чиновников по делам службы. Впрочем, местные власти не поскупились бы дать лошадей, ежели бы кому-нибудь из чиновников вздумалось проехать в монастырь на богомолье или писарю предстояла надобность купить в городе, верст за сорок, четвертку курительного табаку. Сборня собственно и существует для таких проездов. И если бы кто вздумал придти сюда с целью разобрать какое-нибудь дело, пожаловаться, требовать законного удовлетворения, – он не нашел бы ничего и никого, кроме старика – слепого сторожа, от которого бы он ничего и не добился. Все обиды, жалобы, просьбы берегутся и терпятся до приезда чиновника. — 289 —
|