|
Конечно, он не узнал меня, но когда я припомнил ему подробности нашей встречи, он искренно обрадовался… Повторяю – «искренно», так же точно искренно, как и все, что потом он говорил. Первым долгом я расспросил о причинах его превращения. Егор Иваныч с благоговейным выражением лица рассказал мне следующее. Перескажу в коротких словах. – Сами знаете, какой я был? Теперь я считаю, что был я, прямо, зверь! Отца не щадил! Это вы тогда верно говорили! Опосле того перенес свое свирепство и на общество. Например, толкуют в волостной, чтобы мост там-то мостить… По глупости моей мне и представляется, что делать этого незачем, мост не наш, мы по нем не ездим, – следовательно, и мостить его не надо… Ору!.. Зеваю, смущаю людей, – и те начинают петь заодно со мной!.. Или идет речь, чтоб на губернскую больницу вносить, – опять поднимаю бунтовство: «мы, мол, там не лежим! нам нужна больница здесь, в наших местах!..» или в эвтом смысле. Все мне представлялось, что со мной в нашей деревне неправильно поступают, а того, свинья этакая (так Егор Иваныч себя обозвал), не знал, что деревня есть ничтожная единица супротив… Тут он кашлянул… «Ничтожная единица! – подумал я. – Это его кто-то научил!» Кашлянул Егор Иваныч и так же искренно проговорил: – Но, должно быть, перст господень руководит нами… И указует… Считаю так в том смысле, что сделался из бунтовщика человеком общеполезным, следовательно, для польсы прочих… полезных сочленов… «Очевидно, его кто-то научил всему этому!» – с каждой минутой убеждался я все более и Солее и продолжал слушать Егора со вниманием. – Домотавшись Таким манером до тюрьмы, – следовательно, по случаю сопротивления властям (это и Сыло дело моих рук), встретил я там почтеннейшего и многоуважаемого господина Кузнецова. Видя во мне таланты, господин Кузнецов, по выходе моем из тюремного заключения, взял меня в кучера, и здесь, частию от собственного внимания к его разговорам, частию чрез его наставления, я много и скоро все явственно понял… Просвещать «невсжлу» тем и полезно, что просвещение смиряет человека в его буйком невежестве… На меня вон кричат: «разбойник», – но за что? За то вот, что, состоя членом ссудного товарищества, отказываю несостоятельным; но кто понимает существо, – тот будет знать, что банковые операции связаны с общим порядком всей экономии отечества… И ежели рв. давать деньги, принадлежащие начальству, без отдачи, – то через это поколеблется всякое устроение, и все пойдет к дефициту! «Чем ты отдашь?» спрашиваю. «Мне отдать нечем». – «Ну, и ступай с богом». Не так ли? — 243 —
|