|
– Умеешь грамоте-то? – Ничего не умею… Один острожный сидел за подделку чего-то в остроге; когда выпустили, пожил у нас. Ну, поучил меня по словечку… Я было и понимать стал, да острожный-то ушел, я и стал забывать. Хороший человек был острожный-то! добрый! – А хочешь учиться-то? – Я страсть какой охотник до ученья! – Так чего же ты в какую-нибудь школу не ходишь? – Да нешто при нашем деле можно? Теперь вот доставлю вас на станцию, – лошадей надо покормить, попоить. Приедем по ночи. Потом в оборотку конец сделал, а домой приехал – опять заказ готов, – опять гнать. Да ежели бы и свободное время вышло, так и то не на ученье оно, – какая жизнь-то у нас идет! Глаза бы не глядели. Только что маменьку жалко покинуть… Грустно, ужасно грустно стало мне за мальчишку. Сколько на Руси погибает таких талантливых головок, думал я Кто поможет им? Не буду ли и я святотатцем, если попущу пропасть и сгинуть этому хорошему сердцу и хоть юному, но, быть может, большому, потому что искреннему, уму? Я сказал ему: – Знаешь, где живет моя сестра? откуда мы ехали? – Как не знать. – Ну, так через месяц заходи к ней, – я пришлю тебе книг, ты учись. Денег она тебе тоже даст немного, – учись, если возможно, – а потом как-нибудь справимся… – Да, кабы родитель помер. Так у нас бы был порядок… А то нешто можно!.. – Ну, уж смерти родителя ты не дожидайся… Это будет, как угодно богу! – Само собой… Ишь он пьет-пьет, все не напьется… – Ну, уж это делать нечего. Надо терпеть. Ты, вместо того чтобы вот смерти ждать родителя да синяки ему ставить, ушел бы на чердак или куда-нибудь… и учись… Ну, словом, о просвещении… в самых по возможности очаровывающих этаких чертах, В заключение обещал давать три целковых в месяц. Задумался мальчишка… Долго думал, потом весело тряхнул волосами и весело произнес: – Кабы грамоте-то научиться, пуще всего в писаря, ежели… Выгодное дело… Признаюсь, покоробило меня это слово. И уже тогда я подумал не в хорошую сторону о просвещении-то вообще. Не утерпел и сказал ему: – Ну, уж этого я, друг любезный, не ожидал от тебя… Ты знаешь, отчего писарь-то богат? – Известно знаю, – доход. – А справедливо это простой бедный народ-то обманывать? А ты еще о справедливости-то толковал! И тут я опять – и в этом направлении стал внушать ему и сказал, что просвещение нужно вовсе не для дохода, а для того, чтобы делать ближним добро. Словом, поддерживал в нем уважение к книге, потому что не знал, что придумать для малого в практическом отношении. Думал я было перетащить его в Москву, в ремесленное училище, да не знал еще, будут ли средства. Все-таки, приехав на станцию, я вновь повторил ему, что книги ему пришлю и по три рубля давать буду; адрес его записал и втайне решился сделать для него все, что только возможно». — 241 —
|