|
— Ну что, видел? — Видеть-то видел, — говорит старик, — да взять его никак невозможно, — и рассказал все, как было. Как полотно, побелела молодуха. — Я, — говорит, — завтра… я сама пойду. Куда он, туда и я. Я от него не отстану. — Нет, невестка, отстанешь. А она: — Нет, не отстану. А старуха бабка, слушавши, скалит свой зуб черный — смеется, ведьма: мол, отстанешь! Напекла молодуха лепешек, дождалась, как светать станет, и чуть поднялось солнце, пошла в лес и вышла на дорогу, как наказал старик, и там набрела на ту избушку, — там в лесу. Вошла в избушку, положила лепешки на стол, а сама за печку. И слышит молодуха: идет… в скрипку выскрипливает, в балалайку выигрывает, идет… приходит в избушку, садится на лавку… — Жаль, — говорит, — мне-ка батюшки, жаль мне-ка матушки, — а сам в скрипку выскрипливает, в балалайку выигрывает, — жаль мне молодой жены… Хоть бы не жил я, расстался, Хоть бы жил да потерялся! Тут и вышла она из-за печки, кинулась к мужу. — Ну, — говорит, — муж мой возлюбленный, куда ты, туда и я. Я от тебя не отстану. — Отстанешь, — говорит он ей, — бедная ты! А она: — Нет, не отстану. И вышли они вместе из избы в лес и приходят к той самой яме, и стал он слезно прощаться: — Прощай, — говорит, Любава моя, тебе меня не видать больше. А она: — Куда ты, туда и я. — Нет уж, ты за мной не ходи, сделай милость. — Нет, я пойду, ни за что не отстану. Он бух в яму и скрылся. А она постояла, постояла, да за ним вслед, туда же — в яму. — Все равно, — говорит, — где он, там и я: одна жизнь! И как упала она вслед за ним в яму, смотрит: дорога там, дом, и он уж подходит к дому. Догнала она его, ухватилась: — Я с тобой! — Ой, — говорит он, — погибли мы теперь оба; ты и я: свадьбу ведь играют, дочку за меня выдают. И они вместе вошли в дом. А там сидит старик, страсть и глядеть такой страшный старик, а с ним все триста и тридцать и три — черти, свадьбу играют. — Это кого ж ты привел? — сказал старик, главный. — Это жена моя, Любава. Она старику в ноги. Старик ее бить: и ломал, и лягал, и щипал, и всяк ее ломал, да как наступит ножищей, — закричала она по-худому, на глотку стал. — Несите ее, — старик задохнулся от злости, — его да ее, стащите обоих из дому вон, откуда их взяли, чтобы и духу не пахло! Ну и потащили. И притащили их ночью к дому, хряснули о крыльцо, инда хоромы затрещали. — 107 —
|