— И мы поплывем? — И мы поплывем. Морского царя увидим, злоглатого Змея увидим… — А ежик, про которого дедушка сказывал, он нас не съест? — и глаза-ненагляды, синеют, что море. Скоро-скоро забрезжит. И пойдет, осыпаясь, прощаться роза — друг-поводырь. Легкий ветер уж веет. Там Моряна[340] волны колышет. И, ровно колокол бьет, Море — непокорное, необъятное Море-Океан.[341] 1908 ИЗ КНИГИЗ КНИГИ «ДОКУКА И БАЛАГУРЬЕ»[342]Русские женщиныСуженаяТри года играл молодец с девицей, три осени. Много было поговорено тайных слов. Вот как Марья любила Ивана! Кто у нас теперь так любит! Пришло время венцы надевать. И выдали Марью за другого, за Ивана не дали. Живо старики справили дело. Попался зять советный, богатый, им и ладно. А ей не мед житье, почернела Марья, чернее осенней ночи, и лишь глаза горят, как свечи, надсадилась — холодом заморозилось сердце, не весела, не радостна пела она вечерами заунывные песни, тяжко было до смерти. Да стерпела и покорилась. Три года прожила Марья с немилым, три осени. Стала у ней глотка болеть. И недолго она провалялась, померла на Кузьму-Демьяна. И похоронили Марью. Эй, зима — морозы пришли, белым снегом покрыли могилу. И лежала Марья под белым снегом, не горели больше глаза, плотно были закрыты веки. Вот ночью встала Марья из могилы, пошла к своему мужу. Заградился Федор крестом, муж ее немилый. — Да будь она проклятая баба! — и не пустил жену в дом. Пошла Марья к отцу, к матери пошла. — На кого ты рот разинула? — сказал отец. — Куда ты, бес, бегаешь? — сказала мать. Испугался отец, испугалась мать, не пустили дочь в избу. Пошла Марья к крестной матери. — Ступай, грешная душа, куда знаешь, здесь тебе места нету! — выпроводила крестная крестницу. И осталась Марья одна — чужая на вольном свете, лишь небом покрытая. «Пойду-ка я к моему старопрежнему, — опомнилась Марья, — он меня примет!» И пришла она под окно к Ивану. Сидит Иван у окна, образ пишет — Богородицу. Постучала она в окно. Разбудил Иван работника — ночное время — вышли во двор с топорами. Работник, как увидал Марью, испугался, думал, съест его — да без оглядки бежать. А она к Ивану: — Возьми меня, я тебя не трону. Обрадовался Иван, подошел к ней, ее обнял. — Постой, — она говорит, — ты не прижимай меня крепко, мои косточки належались! И сама глядит — не наглядится, любуется — не налюбуется. Вот как Марья любила Ивана! — 105 —
|