|
– Представьте мое удивление! – Гляжу ищу, – и ничего не вижу! – Смотрю, навстречу Семен Иваныч идет. К нему: «Семен Иваныч! батюшка! каким манером? с чего?» И что ж бы вы думали? – потоптался-потоптался Семен Иваныч – шмыг от меня на другую сторону улицы! Я – к Яков Петровичу: «Яков Петрович! батюшка!» – Этот уж совсем дурак дураком. «Стыдитесь!» – говорит. – Ха-ха! – раздалось за столом. Но посреди общего хохота выделился серьезный голос, который произнес: – А вы, Крамольников, будьте поосторожнее. Помните, что ведь здесь трактир.* Голос этот принадлежал несомненному либрпансёру Тебенькову, который тоже не прочь был в щелочку посмотреть. Но так как он был малый мудрый, то, раз убедившись, что щелка исчезла, он сказал себе: «Ежели она исчезла, то, стало быть, ее нет» – и благоразумно воздержался от всяких исследований по этому предмету. – Что такое «поосторожнее»? и что ж из того, что здесь трактир? – разгорячился Крамольников. – А то, во-первых, что самое открытие, которое вас так поразило, уже указывает на необходимость осмотрительности; а во-вторых, то, что в трактире всякого гаду довольно. – Осторожность да осмотрительность – только и слышишь от вас, Тебеньков! – взнегодовал Крамольников, – докуда же, наконец? – И какое кому дело до гадов? – Не преувеличиваете ли вы? – общество совсем не так низко стоит, чтобы сгибаться под ферулой каких-то «гадов»! Напротив, при всяком удобном случае оно наглядно доказывает, в какую сторону влекут его симпатии. Спрашивается: при таком общественном настроении что? значит каких-нибудь два-три гада, которые действительно могут проскользнуть? – А то и значит, что, несмотря на свою численную слабость, эти два-три гада имеют достаточно силы, чтобы всех здесь присутствующих в осаде держать. Несмотря на то, что Крамольников был весь погружен в свои сетования, слова Тебенькова остепенили его. Он невольно оглядел комнату, в которой они обедали, и, к удовольствию, убедился, что в ней никого, кроме своей компании, нет. Правда, из соседних анфилад, справа и слева, доносилось густое гудение, но, по мнению его, это гудение даже обеспечивало тайну интимной беседы. – Яко тать в нощи,* – прибавил Тебеньков, как бы угадывая его мысль. – А коли так, – разгорячился Крамольников, – то давайте вести разговоры, которые низшим организмам свойственны! Нуте-ка, благословясь: мму-у!* – Крамольников, вы нелепы! – обиделся Тебеньков. — 55 —
|