|
– А ежели и это вам кажется чересчур радикальным, то займемтесь чем-нибудь приблизительным. Например: как называется эта птица, которая поставлена на стол? – Судя по могущественному телосложению, надо бы быть глухарю, – сказал один. – А по-моему, так это преклонных лет самоклюй, – отозвался другой. Догадка за догадкой, пришли к заключению, что это коршун, который предварительно съел и глухаря, и самоклюя, и затем, в качестве чего-то среднего, попал в трактир «Грачи». Порешивши на этом, начали есть и вскоре так освоились, что кто-то даже выразился: «Право, хоть бы и еще такую же птицу!» Наевшись, закурили папиросы, спросили пива и стали уже настоящим образом разговаривать.* – Однажды я в Тверской губернии летом гостил, так дупелей ел – вот это так птица! – сообщил один. – А по-моему, тетерев, ежели он еще цыпленок, даже лучше дупеля будет! – отозвался другой. – Тетерев-то и не цыпленок, а просто «нонешний»… ежели, например, в сентябре… – возразил третий, – приготовить его в кастрюльке да дать легонько вздохнуть – высокая это еда, господа! Наговорившись о птицах, перешли к пиву. Один хвалил калинкинское, другой предпочитал «Баварию», третий вспомнил о пиве Даньельсона в Москве, щелкнул языком и прибавил: «Вот это так пиво было… дореформенное!» Словом сказать, так увлеклись, что никто бы и не подумал, что люди ведут разговоры, высшим организмам несвойственные. Один Крамольников нервно пожимал плечами, приговаривая: «Каплуны! ай да каплуны!» Наконец он не выдержал, встал с места и зашагал по комнате. – Растолкуйте вы мне, мудрецы! – начал он, обращаясь к приятельской компании, – почему то, чему присвоивается название «правды» по ту сторону Вержболова*, называется неправдой и превратным толкованием по сю сторону? почему то, что признается не только безопасным, но даже благотворным по ту сторону, становится опасным и вредным по сю сторону? почему люди, считающиеся надежнейшею поддержкою порядка – там, являются здесь подрывателями, чуть не разбойниками? почему, наконец, один и тот же человек какою-то пустой речонкой, составляющей границу, рассекается надвое? Почему-с? – Потому, вероятно, что в Вержболове – таможня, – спокойно решил Тебеньков. – Не понимаю! Может быть, вы, по обыкновению, изволите шутить… и, может быть, даже очень остроумно… Но я – не понимаю! Вообще я шуток не понимаю. Не понимаю-с! не понимаю-с, – повторил он раздраженно. – Время, в которое мы живем, так серьезно и вместе с тем так сурово, что двумысленности кажутся мне неуместными. Да-с, неуместными-с. — 56 —
|