– А я так нимало не опасаюсь. Вот скажи-ка мне лучше, где ты такое сокровище достала? – Это ты про Анну Ивановну? Дешевенькая, голубчик. Всего двести рублей в год, а между тем с музыкой. Ну, конечно, иногда на платье подаришь: дурна-дурна, а нарядиться любит. Впрочем, прекраснейшего поведения. Покорна, ласкова… никогда дурного слова! – Ну, а я все-таки не взял бы ее в гувернантки! – Нет, мой друг; Савва Силыч – он ее из воспитательного привез – очень правильно на этот счет рассуждал. Хорошенькая-то, говаривал он, сейчас рядиться начнет, а потом, пожалуй, и глазами играть будет. Смотришь на нее – ан враг-то и попутал! – Вот как! стало быть, он не очень-то на себя надеялся! – Нет, не то чтобы, а так… Вообще он не любил себя искушать. В семейном быту надо верную обстановку устроивать, покойную! Вот как он говорил. Наконец пришли доложить, что подано кушать. Признаюсь, проголодавшись после трехдневного поста, я был очень рад настоящим образом пообедать. За столом было довольно шумно, и дети, по-видимому, не особенно стеснялись, кроме, впрочем, Короната, который сидел, надувшись, рядом с Анной Ивановной и во все время ни слова не вымолвил. – Вот видишь, какой он злопамятный! – шепнула мне по этому поводу Машенька. – И ты не скучаешь? – спросил я Машу, когда мы, после обеда, заняли прежние места в гостиной. – Нет, мне скучать нельзя: у меня дети, мой друг. Да и некогда. Если б занятий не было, тогда другое дело… Вот я помню, когда я в девушках была, то всегда скучала! – Будто бы? – Да, потому что на уме всё глупости были. Ах, ты не можешь вообразить, какая я тогда была глупая и что? я себе представляла! – Например? – Ну, вот хоть бы… нет, ни за что не скажу! Помнишь, тогда сочинение это вышло…* «Les mis?rables»[423], что ли… да нет, не скажу! Мне самой стыдно, как вспомнишь иногда… Она слегка потупилась и вздохнула. – Стало быть, это Савва Силыч выучил тебя не скучать? – Да, все он; всему он меня научил. Он желал, чтоб я всегда была занята. Вообще он был добр, даже очень добр до меня, но насчет этого строг. Праздность не только порок, но и бедствие: она суетные мечтания порождает, а эти последние ввергают человека в духовную и материальную нищету – вот как он говорил. – Чем же ты, при жизни его, занималась? – Мало ли, друг мой, в доме занятий найдется? С той минуты, как утром с постели встанешь, и до той, когда вечером в постель ляжешь, – всё в занятиях. Всякому надо приготовить, за всем самой присмотреть. Конечно, все больше мелочи, но ведь ежели с мелочами справляться умеешь, тогда и большое дело не испугает тебя. — 280 —
|