Все это было совершенно справедливо, но почему деревцо за окном вяло опустило ветки, портрет Венизелоса скривился на сторону, солнечное пятно на стене погасло и прожеванный кусочек хлеба никак не хотел, несмотря на мои судорожные усилия, проскочить в горло… Я облил его глотком пива вкуса хины, мучительно улыбнулся и заметил: – Но ведь если я сейчас не буду есть этого хлеба – я им этим не помогу?.. – Им уже ничто не поможет. Как мучаются! Как мучаются! От голода распухает лицо и все тело покрывается кровоточащими струпьями… Она встала и пошла за котлетой. Котлета оказалась на редкость сочная, в сухариках, с картошечкой, нарезанной этакими столбиками. Я отрезал кус, мазнул горчицей и увенчал кусочком огурца. – Я читала, что от голода шея начинает пухнуть и гнить. Отчего бы это? – Не знаю отчего, – угрюмо промолвил я. Мне показалось, что кусочек котлеты на вилке покраснел, распух и в нем что-то зашевелилось… – Да… Вот вы, например, можете себе позволить здесь удовольствие съесть две или три жареные котлеты, а там даже дров нет, чтобы сварить головку ржавой селедки… Ах, как все это было справедливо!.. Но котлета покоробилась, съежилась и сделалась вялой, неаппетитной… – Дайте счет, – со вздохом попросил я. Она черкнула что-то в книжечке, сардонически улыбаясь: – Иногда пишешь счет, да как вспомнишь, чем была раньше, как роскошно жила, – так слезы и застилают глаза: цифр даже не вижу… – Прощайте, – пробормотал я. – Куда ж вы так скоро? – Пойти на кладбище, что ли, повеситься. – Да уж теперь это только и остается, – с готовностью одобрила она. * * *Вчера снова накатило на меня такое бодрое бурливое настроение. Я шел по улице, чуть не приплясывая, и наконец решил: – Не зайти ли в ресторанчик?.. Только – дудки! В этот уж не пойду. Эта милая девушка снова доведет меня до логической мысли привязаться веревкой за шею к перилам Галатского моста, да и спрыгнуть вниз… Поэтому я, насвистывая нечто мелодичное, вошел в другой ресторан и… первое, на что я наткнулся, – была та давешняя кельнерша. – Вы… Здесь? – оторопел я. – Да… Садитесь. Представьте, мне тот хозяин отказал. Вы, говорит, не умеете обращаться с публикой… А я уж, можно сказать, всякого, как родного, встречаю. Все, что есть на душе, – все выложишь. Что будете кушать? А у сестрицы, представьте, кроме ангины еще и дизентерия… Несчастье за несчастьем… Садитесь! Куда же вы?! Благородная девушка— 65 —
|