|
– Еще бы! Это такие… которые… Одним словом, любовники. Я ведь давеча думал, что вы о вашей личной жизни говорите… Она встала с видом разгневанной королевы: – Вы нахал! Неужели вы думаете, что я могу в личной жизни иметь двух любовников?!.. Это неопределенное возмущение я понял впоследствии, когда простак сообщил мне, что у нее на этом амплуа было и четыре человека. – В наказание за то, что вы так плохо обо мне подумали, извольте выручить нас, пока не приехал Румянцев, – вы сыграете Вязигина в «После крушения» и Крутобедрова в «Ласточкином гнезде». Вы играли Вязигина? Ее пренебрежительный тон так задел меня, что я бодро отвечал: – Сколько раз! – Ну и очень мило. Нынче вечером я пришлю роль. Репетиция завтра в одиннадцать. Очевидно, в моей душе преобладает женское начало: сначала сделаю, а потом только подумаю: что я наделал! * * *Роль была небольшая, но привела меня в полное уныние. Когда читаешь всю пьесу, то все обстоит благополучно: знаешь, кто тебе говорит, почему говорит и что говорит. А в роли эти необходимые элементы отсутствовали. Никакой дьявол не может понять такого, например, разговора: Явление 6 А р д. В экипажах и пешком. А княжна Мэри. А р д. Этого несчастья. Спасибо, я вам очень обязан. А р д. Его нужно пить. Это вы так о ней выражаетесь… А р д. Капризам. В таком случае я способен переступить все границы. Г р и б. Две чечетки. Надо быть во фраке. Кто эти «Ард.» и «Гриб.»? Родственники мои, враги, старые камердинеры или светские молодые люди?.. Я швырнул роль на стол и, хотя было уже поздно, побежал к одному своему другу, который отличался тем, что все знал. Это был человек, у которого слово «нет» отсутствовало в лексиконе. – Ты знаешь, что нужно, чтобы играть на сцене? – Знаю. – Что же? Скажи, голубчик! – Только нахальство! Если ты вооружишься невероятной, нечеловеческой наглостью, то все сойдет с рук. Даже, пожалуй, похлопают. – По ком? – боязливо спросил я. – До тебя не достанут. Ладошами похлопают. Но только помни: нахальство, нахальство и еще раз оно же. Ушел я успокоенный. На репетиции я заметил, что героем дня был суфлер. К нему все относились с тихим обожанием. Простак даже шепнул мне: – Ах, как подает! Чудо! Я удивленно посмотрел на суфлера: он ничего никому не подавал, просто читал по тетради. Однако мне не хотелось уронить себя: – Это что за подача! Вот мне в Рязани подавали – так с ума сойти можно. Я совсем не знал роли, но с некоторым облегчением заметил, что вся труппа в этом отношении шла со мной нога в ногу. — 159 —
|