– Послушай, раб Божий, убийца… а заслужил ли своими деяниями сие питие усладительное. Вот давай мы это по-Божьему рассудим. Секретарь! А ну-ка читай поимённо всех убиенных сим рабом Божиим! И стал бы читать секретарь: Убиты сим убийцей: Марья, Николай… И после каждого имени выплёскивал бы я в парашу по глотку этого кваску холодненького. И сказал бы дальше секретарь мой: – Пётр, Семён, Поликарп… Всё! И выплеснул бы я пять глотков по числу убиенных сим человеком, и остальной квас – три четверти кувшина – вручил бы убийце: – На, сын мой! Вот твой остаток. Увлажняй своё пересохшее горло хоть до вечера. И потянулся бы Троцкий к своему кувшину. – Нет, постой, сын мой, – сказал бы я. – То, что в остатке будет, то и выпьешь ты, тем и увлажнишься. Читай, секретарь, имена, убиенных сим – а я по глоточку отливать буду. Читай, не торопясь, каждое имечко – через минуточку, хе-хе… И читал бы он и читал, – о, велик список убиенных, сим Троцким! – а я бы медленно, по глоточку, выплёскивал этот душистый холодненький квасок в парашу, в парашу, в парашу. А Троцкий сидел бы и смотрел, да лизал бы языком свои проклятые пересохшие губы, те губы, которые в своё время шевелились, называя, имена приговорённых к мукам и умерщвлению. Кончился бы квасок – я бы ещё чего принёс: пивца холодненького, альбо сельтерской воды этакий сифонище притащил. Назовёт секретарь имечко, а я сифончик давану, оттуда струйка – порск! Назовёт, а я – порск! А другой убийца сидит рядом, душистый квасок попивает, а у Троцкого и горло, и пищевод, как кора сухая, покоробившаяся, а желудок, как высохший пузырь, стянулся – да нет ему водички, ибо текут, текут имена – десятки, сотни, тысячи имён убиенных – и так до скончания века его… – Это страшно, – прошептала блондинка, проведя языком по запекшимся губам, и поспешно проглотила чашку полуостывшего чаю. * * *А на диване, в глубине столовой, сидел никем не замеченный доселе офицер, только что вернувшийся с фронта, сидел, закинув голову на спинку дивана, и молчал. Когда же старичок окончил свой тихий елейный задушевный рассказ – встал с места офицер и вошёл в светлый круг, образуемый настольной лампой. – А-а, – сказала худощавая дама, – а мы и не знали, что вы тут. Ну, теперь ваша очередь. Что бы вы с ним сделали, с Троцким? Воображаю, какой ужас вы придумаете!.. Резко освещённый лампой офицер неопределённо усмехнулся. – Видите ли, господа. Если бы вместо этого стола было изрытое окопами поле и вместо этой бутылки рома были бы неприятельские укрепления, а там, где стоит кекс, – наша батарея, спрятанная за эту вазу с вареньем, изображающую наши окопы, – то тогда вы бы ясно представили, что бы я делал: я бы сначала обстрелял Троцкого, укрывающегося в этом укреплении, а потом, после артиллерийской подготовки, бросился бы со своими солдатами вперёд и энергичным штыковым ударом… — 241 —
|