Повели его и распорядились. Узнали мы с Алешей, поплакали, потом Алеша и говорит: «Я, говорит, буду теперь совсем иначе с ними разговаривать… Я уж знаю как!»… Пошел к наркому и говорит: «говорит, до чего у нас все хорошо, до чего все правильно! Обещали, скажем, хлеб – сделайте ваше такое одолжение – есть и хлеб, и жиры, и азотистые – хоть залейся. Мир народу обещали – извольте! Царит мир, тишь, гладь да Божья благодать… Свободу сулили? Боже ты мой! Это ли не свобода! Только теперь солнышко и увидели, только теперь свежего воздуха и глотнули. Очень все правильно сделано!» Пожевал нарком губами. – Правильно, значит? – Оч-чень правильно. – Ну-с, отведите его куда следует, а при попытке бежать распорядитесь. – За что же, помилуйте? – За то самое. За издевательство и насмешку. Потому – то, что вы говорили, можно только в издевку сказать! Товарищ Скелетов! Распорядитесь. Распорядились. Так теперь посудите вы сами, товарищ оратор, как и что мне вам было ответить?! Ответить «правильно!», скажут: распорядись, Скелетов! «неправильно» все равно: Скелетов, распорядись! Так уж лучше я буду! Бывший оратор сокрушенно покачал головой. – Да, и молчать нехорошо. Молчание на категорически поставленный вопрос суть саботаж, бойкот правительства, наказуемый по нашим законам тюрьмой, а при попытке бежать… Одним словом, товарищ Гробов, распорядитесь. * * *Редкие прохожие видели на пустынной мостовой Недорезова Григория, который, несмотря на честное слово и настойчивые свои заверения, очевидно, все-таки пытался бежать… Он лежал на мостовой, с поджатыми ногами, и казалось, что он, действительно, пытается убежать. И казалось тоже, что у него два отверстых рта на обоих полюсах застывшего тела; один рот – полный белых деревянных зубов – на башмаке… Этот рот вопил, он был разинут в бешеном требовании каши, обращенном к пыльному небу. Другой рот – обыкновенный человеческий, без передних, вышибленных прикладом зубов – был тоже открыт, но молчал. Молчал. До Страшного Суда. Слабая головаПозвонили мне по телефону. – Кто говорит? – спросил я. – Из дома умалишенных. – Ага. Здравствуйте. Я ведь ничего, я только так. Хи-хи. Ну, как поживают больные? – Насчет одного из них мы и звоним. Вы знавали Павла Гречухина? – Ну как же! Приятели были. Да ведь он, бедняга, в 1915 году с ума сошел… – Поздравляем вас! Только что совершенно выздоровел. Просится, чтобы вы его забрали отсюда. – Павлушу-то? Да с удовольствием! — 236 —
|