|
– Ольга!! – Ну, Ольга. И Ольга Николаевна получит если и не мое уважение, то мою краткосрочную любовь. – Да уж вы, мужчины, умеете говорить. На это вас взять, – засмеялся я. А в окно врывался сладкий, ласковый запах сирени и все оправдывал, и все оправдывал, и все оправдывал. Отдел III. Те, которые действуют на нервыПриезжий Сельдяев*Посвящ. Ник. Серг. Шатову. Я прислушался… Из передней донесся голос моей горничной: – Барин дома, но очень занят. Другой голос приветливо согласился. – Ага… Так, так. Это хорошо. Ну, пусть себе занимается. Я мешать не буду. Доложите, что я хочу его видеть… – Да барин занят. Пишет. – Ну, вот и хорошо. Наверное, какую-нибудь забавную вещь пишет. Скажите, что я хочу его видеть… – Барин сказал, что его отрывать нельзя. – Да я и не оторву. Ей Богу. Только десять минут. Желает, мол, видеть его Сельдяев. Он меня примет. – А они сказали, что никого не будут принимать, – Ну да. Вообще. А я Сельдяев. Голос у него был кроткий, убедительный, как у человека, который погряз с головой в разных деликатностях. – Не знаю уж, как и быть. – Вы только скажите ему, что я из провинции. Этого он мог бы и не говорить. Весь предыдущий разговор достаточно убедил меня в этом. Я с силой бросил перо на письменный стол, вскочил, выбежал в переднюю и, заложив руки – Что? – Мамочка! – закричал он, умиленный. – Не узнает! Вот смехи-то… Сельдяева не узнал. Да какая же жизнь после этого… Дайте-ка я перво-наперво вас облобызаю. Он привлек меня к себе, a горничная в это время стаскивала с его плеч шубу. Вышло так, что мы спутались в один странный комок, состоящий из горничной, Сельдяева, шубы его и меня. – Простите, не узнаю, – пролепетал я, прижимая Сельдяева к сердцу. – Сельдяева-то? Помните, вы в Армавире у нас читали лекцию, a я зашел приветствовать вас от имени армавирского общества любителей таксомоторной езды. Еще после мы с Гугенбергом и Чихалиным вас на таксомоторе возили, город показывали. Кстати, знаете, Чихалин-то… Кинематограф открывает в Армавире. – Что вы говорите! – деликатно поразился я. – Это неслыханно! Кто бы мог подумать… Эх, Чихалин, Чихалин… Не выдержала русская душа окружающей беспросветной мглы… Садитесь. – Сяду. Я ведь вам мешать не буду. У меня только одна просьба: покажите мне ваш Петроград. Я поглядел на Сельдяева; взглянул на неоконченную рукопись. Первый, все равно, не отстанет; вторую, все равно, окончить не удастся. — 192 —
|