Подошел к нему, обнял дружески за талию и шепнул: – Ну, что, легче теперь? Нету больше грехов? Тоскливо поглядел на него Мохнатых. – Нету грехов? Это у меня-то? Да меня за мой последний грех повесить мало! Братцы! Вяжите меня! Плюйте на меня! Я чужую жену соблазнил! – Какая мерзость! – ахнул Полянский, с презрением глядя на Мохнатых. – Хорошенькая? – Красавица прямо. Молоденькая, стройная, руки, как атлас и целуется так, что… – Мохнатых! – сурово вскричал Полянский, – не говори гадостей. И тебе не стыдно? Неужели, ты не подумал о муже, об этом человеке, которого ты так бесчеловечно обокрал?!. – Жалко мне его было, – виновато пролепетал Мохнатых, опустив грешную голову. – Да что же делать, братцы, если она такая… замечательная… – Замечательная?! А святость семейного очага?! А устои? Говори, как ее зовут. – Да зачем тебе это… Удобно ли? – Говори, развратник! Скажи нам ее имя, чтобы мы молились за нее в сердце своем, молились, чтобы облегчить ея и твой грех… Слышишь? Говори! – Раба Божия Наталья ее зовут, – тихо прошептал убитый Мохнатых. – Наталья? Бог тебя накажет за эту Наталью, Мохнатых. А по отчеству? – Раба Божия Михайловна. – Михайловна? Какой позор… Не спрашиваю ее фамилии, потому что не хочу срывать покрывала с тайны этой несчастной женщины… Но спрошу только одно: неужели у тебя хватало духу бывать у них дома, глядеть в глаза ее мужу?! – Нет… Я больше по телефону… Уславливался… – Еще хуже!! Неужели, раскаяние не глодало тебя?! Неужели, этот номер телефона, ужасный преступный номер – не врезался в твою душу огненными знаками?! Не врезался? Говори: не врезался? – Врезался, – раскачивая головой, в порыве безысходного горя, прошептал Мохнатых. – Ты должен забыть его! Слышишь? То, что ты делал – подло! 27–18? – Что, номер? Нет… Хуже! Больше! – Еще хуже? Еще больше? Какой же? – 347-92. – Ага… Наталья Михайловна… Так-с. Как же ты подошел к ней? Каким подлым образом соблазнил эту несчастную?.. – А я просто узнал, что за ней ухаживал Смелков. Встретил ее да и рассказал, что Смелков всюду хвастается победой над ней. Выдумал. Ничего Смелков даже и не рассказывал… А она возмутилась, прогнала Смелкова… Я и стал тут утешать ее, сочувствовать. – Трижды подло, – рассеянно заметил Полянский, описывая что-то карандашом на обрывке конверта. – Все грехи? – спросил Крутонов, разливая в стаканы остатки восьмой бутылки и набивая рот куличом. – Во всем признался? — 188 —
|