|
– Да она старуха. Чего ж ей и не поболеть?.. – Ах, уж эти болезни… Ну, ничего. Мужайтесь! Может быть, все обойдется. Тем не менее сам Чипулин долго не мог успокоиться. Он качал головой, соболезнующе почмокивал губами и весь вид его являл собою тревогу и скорбь о рязанской тетке Саксаулова. – Вы взяли билет? Позвольте, я возьму. Чего вам самим-то хлопотать. – Да билет есть. Пойдем на перрон. Семь минут до отхода. Хорошенькая, черноглазая Саксаулова, опустив голову, в задумчивости пошла за мужем. Чипулин, идя рядом с ней, спросил: – Вот-то, я думаю, вам тоже тяжело расставаться с Петром Сергеичем… Такая, право, неприятность. – Ну он ведь через два-три дня вернется. – Оно-то, конечно, три дня, а все-таки признайтесь: ведь даже на три дня тяжело расставаться, а? Да, тяжело… Я понимаю вас. Ей-богу. Но как смешно: приехал и вдруг встречаю вас. Вы разрешите мне потом проводить вас домой? – Нет, помилуйте. Зачем же вас затруднять. Я сама… – О, что вы! Теперь время вечернее… Я никогда не допущу! Не правда ли, Петр Сергеич? – Отчего же… Я вам буду очень благодарен, если вы ее довезете. – Милый! Но мне прямо-таки неудобно пользоваться временем мосье Чипулина… Чипулин страдальчески прижал руки к груди и простонал: – О, ради бога! Ну, ради бога, не думайте обо мне. Это – обязанность каждого порядочного знакомого проводить домой знакомую. Прозвонил второй звонок. Саксаулов поцеловал жену, пожал руку Чипулину, но Чипулин обнял его и поцеловал. – От всего сердца, – торжественно сказал он, – от всего сердца желаю, чтобы ваша добрая тетушка очутилась в приличном здоровье и благополучии. Ура! – Спасибо, спасибо! Прощайте. Чипулин побежал за тронувшимся поездом. Он махал платком, советовал не открывать окон в вагоне, настаивал на благополучном возвращении, а когда поезд удрал от него – вернулся к Саксауловой. Лицо его носило признаки тихой меланхолической грусти, которая, как заходящее солнце на верхушках деревьев, гаснет не сразу, а постепенно, передвигаясь от горькой складки у рта к затуманенным глазам, и умирает наконец на поморщенном челе. – Как всегда ужасно расставанье и как радостна встреча. Не правда ли? Мой совет таков: думайте о том, что три дня не вечность, – и вам будет легче. – Да, да, – сказала, кивая головой, Саксаулова. – Ну, прощайте. – Ни-ни! Ни-ни-ни! Я должен проводить вас. – Да зачем же? Я возьму извозчика и поеду одна. – Ольга Захаровна! Но ведь нам по дороге… И подумайте, что скажут, когда узнают, что я, как какая-нибудь свинья, бросил даму на вокзале, а сам удрал. Ведь это простой долг вежливости. Я знаю, вы из деликатности отказываетесь. — 80 —
|