|
А на третий день единственный зритель, который сидел во втором ряду, вышел среди действия в проход между стульями, стал на колени и заплакал: – Позвольте мне уйти домой, – сказал он, простирая к капельдинерам руки. – Ей-богу, я приду завтра, досмотрю. Его отпустили на честное слово. Очевидно, это был отъявленный негодяй, потому что слова своего он не сдержал. Спектакль приостановили. Зеленая пригласила меня в свою блистающую роскошью уборную и, сверкая глазами, спросила: – Ну, что? Теперь вы убедились? – Что такое? – Интриги. – Гм!.. Да. – Во-первых, интриги, а во-вторых, вы не умеете привлечь публику. Реклама плохая. – Реклама хорошая, – угрюмо возразил я. – Реклама плохая. Почему же тогда публика не ходит? Почему? Если бы была реклама хорошая, публика бы ходила… Послушайте! Ведь я же денег не жалею. Делайте что хотите, но чтобы публика была… – Слушаю-с. На другой день я сдал во все тиктакпольские газеты объявление: «Ищут приличных молодых людей и дам для вечерних занятий. Работа требует известного напряжения, терпения, но условия оплаты блестящие. За время от 8 часов вечера до 12 часов ночи каждое поступившее к нам на службу лицо получит пять рублей». На другой день сбор был почти полный. Но публика была неопытная. По своей добросовестности все хлопали без разбора и в смешных местах пьесы утирали глаза платками. Я пригласил тогда режиссера для всей этой неорганизованной банды и нанял студию для обучения «зрительскому» искусству. Некоторые сделали блестящие успехи и выдвинулись на первые места. Им жалованья прибавили. Но костюмерная часть страдала – пришлось устроить мастерскую дамского и мужского платья. Теперь театр выглядел нарядно, красиво, всегда был переполнен и жизнь наша потекла спокойно и приятно, если не считать двух больших забастовок зрителей с предъявлением ими требований: вежливого обращения со стороны капельдинеров, отмены биноклей и перемены пьесы на другую, новую. Тяжелые условия труда были до известной степени смягчены, и зрители успокоились. Но однажды Зеленая пригласила меня к себе в уборную и спросила с неудовольствием: – Кажется, и сборы теперь хорошие, и успех налицо, почему же газеты о нас молчат? – Я не знаю почему, – осторожно заметил я. – Вы не знаете?! Да! Недаром говорят, что театральный и газетный мир – это зловонное гнездо интриг. Послушайте, Новакович… Нам нужна газета! – Но… – Нам нужна газета и, кроме того, еще журнал. Будем выпускать в красках, помещать все постановки, костюмы. Ступайте, устраивайте. — 78 —
|