– Пустяки! – возразит большинство актеров. Пустяки?.. Театр – паутина, сотканная из неисчислимого количества мелких деталей, и если упустить даже такую деталь, как полоска волос шириною в полпальца, вот что может произойти… * * *Шел «Ревизор». Актер, которому надлежало играть Хлестакова, проделал все то, что перечислялось в начале статьи: опоздал на спектакль, в театр летел, суля извозчику обеспечить его старость, сбил с ног пожарного, перепрыгнул через плотника, оделся в семь минут и напялил парик – именно вышеуказанным способом… И товарищи осматривали его перед выходом и хвалили его грим, и никто не заметил затылка… В четырнадцатом ряду сидел приказчик галантерейного магазина и рядом с ним – дама его сердца, ради которой он пожертвовал бы с радостью не только жизнью, но и новым сиреневым галстуком, кокетливо украшавшим приказчичью грудь. Хлестаков вошел элегантный, красивый, вручил Осипу цилиндр и тросточку и затем стал насвистывать – сначала «Не шей, ты, мне, матушка», а потом – ни то ни се… Все было, как следует. Обладатель сиреневого галстука нагнулся к своей даме и сказал: – Простой обман зрения. Они, то есть господин Хлестаков, – в парике! На затылке каемочка из собственного волосу! Старый геморроидальный чиновник обернулся и сердито прошипел: – Прошу не разговаривать! Только слушать мешаете… Приказчик хотел было пропустить эти слова мимо ушей, но его дама фыркнула, и истерзанное сердце приказчика сжалось… Ему показалось, что его избранница смеется над ним. Чтобы рассеять создавшееся неприятное положение, приказчик наклонился к чиновнику и обиженно сказал: – А вы кто тут такое, что командоваете? Чиновник молча презрительно пожал плечами, и приказчику это показалось еще обиднее. – Тоже, командир выискался! «Прошу не разговаривать»… Тоже, подумаешь… Крыса ободранная! Девица захохотала. Чиновник злобно обернулся и прошипел: – Если вы не замолчите, я попрошу капельдинера вывести вас. – Ме-ня? Ах ты, кочерга!! В соседнем ряду обернулись и нервно зашикали: – Тссс!.. Чего вы разговариваете! А еще старая женщина! Упрек этот относился к старушке, которая безмятежно сидела и смотрела на сцену, спрятав голову в плечи. – Я разговариваю?! Да ты что – очумел, батюшка? – Прошу без возражений! – Господи! – простонал кто-то сзади. – Этой публике не в театре быть, а в балагане!! – Шшштос?! Сами вы балаганный плясун! Как вы смеете выражаться. Капельдинер! – Да это не он! Это вон тот, в сиреневом галстуке. Сидит с какой-то полудевицей и думает, что… — 330 —
|