Том 3. Черным по белому

Я ленивым движением схватил ее за руку, бросил на землю и с искусством опытного оператора ударил два раза по спине и раз по щеке.

– Чуть не убил тебя. Ну, вставай. Пойдем домой – делается сыро.

* * *

В последнее время у нас с Наташей происходят страшные сцены, что иногда вызывает даже вмешательство соседей.

Мы возвращаемся из театра или с прогулки; я, не успев раздеться, бросаю Наташу на ковер, душу ее подушкой или колочу из всей силы по спине с таким расчетом, чтобы не переломать ей позвонков. Она кричит, молит о пощаде, клянется, что она не виновата, и на этот шум сбегаются соседи.

– С ума вы сошли, – говорят они в ужасе. – Вы не интеллигентный человек, а бешеный зверь.

* * *

Так и будет стоять на памятнике:

«Здесь лежит деликатный человек».

Мода

Самым богатым человеком сельца Голяшкина был мужик Пантелей Буржуазов.

Он имел то, чего не имел ни один из прочих граждан сельца – скот.

Правда, весь скот его выражался в одной худощавой курице, но так как этой редкой птицы у других не имелось, то молва единогласно наградила Пантелея Буржуазова именем богатея.

В те сумрачные дни, когда голяшкинцам надоедало глодать вечную кору, сердце их начинало жаждать чего-нибудь высокого, несбыточного, и они серой бесформенной кучей сбивались у порога избы Пантелея Буржуазова – полюбоваться на его курицу.

Пантелей выносил худую испуганную курицу, садился с ней на завалинку и позволял мужикам не только смотреть, но и трогать рукой курицу.

– Ах ты, животная! – умиленно говорил какой-нибудь бобыль Игнашка, гладя шершавой рукой дрожащую курицу. – Гляди, дядя Пантелей, штоб не улетела.

– Долго ли, – поддакивали добродушные мужики.

– Не плодущая она, – вздыхал польщенный втайне Пантелей Буржуазов…

– Не спосылает Господь? – догадывался Игнашка.

– Петушка для ней нету.

Старики, опершись на палки, вспоминали, что у какого-то Андрона Губатого был петух, но этого петуха уже не было. Да и сам Андрон был на том свете, объевшись как-то свыше меры печеным хлебом.

Облизав языком черные, в трещинах губы, Игнашка хрипел:

– Такой бы курице, да вырасти с быка – до чего б! Говядины с нее надрать пудов двадцать… Мясо белое-белое. Сольцей его присолить, да чашку водки перед этим – до чего б!..

Мужики сверкали бледными глазами и, лязгнув зубами, сдержанно смеялись.

Качая головами, говорили:

– Уж этот Игнашка. Уж он такое скажет.

Налюбовавшись на Буржуазову курицу, вздыхали и заботливо говорили: