|
– Вот сволочь! Надькин молчал. Сознание своей правоты ясно виднелось на лице его. IV– Вот нахал! Да что ж ты, значить, скажешь: что вот сейчас там в Петербурге или в Москве, – генералы разные, сенаторы, писатели, театры – всё это для тебя? – Для меня. Только их там сейчас никого нет. Ни генералов, ни театров. Не требуется. – А где ж они?! Где?!! – Где? Нигде. – ?!!!?!!. – А вот если я, скажем, собрался в Петербург проехать, – все бы они сразу и появились на своих местах. Приехал, значит, Надькин, и всё сразу оживилось: дома выскочили из земли, извозчики забегали, дамочки, генералы, театры заиграли… А как уеду – опять ничего не будет. Всё исчезнет. – Ах, подлец!.. Ну, и подлец же… Бить тебя за такие слова – мало. Станут ради тебя генералов, министров затруднять… Что ты за цаца такая? Тень задумчивости легла на лицо Надькина. – Я уже с детства об этом думаю: что ни до меня ничего не было, ни после меня ничего не будет… Зачем? Жил Надькин – всё было для Надькина. Нет Надькина – ничего не надо. – Так почему же ты, если ты такая важная персона, – не король какой-нибудь или князь.?! – А зачем? Должен быт порядок. И король нужен для меня, и князь. Это, брать, всё предусмотрено. Тысяча мыслей терзала немного охмелевшую голову Неизвестного человека. – Что ж, по-твоему, – сказал он срывающимся от гнева голосом, – сейчас и города нашего нет, если ты из него вышел? – Конечно, нет. – А посмотри, вон колокольня… Откуда она взялась? – Ну, раз я на нее смотрю, – она, конечно, и появляется. А раз отвернусь – зачем ей быть? Для чего? – Вот свинья! А вот ты отвернись, а я буду смотреть – посмотрим, исчезнет она или нет? – Незачем это, – холодно отвечал Надькин. – Разве мне не всё равно – будет тебе казаться эта колокольня или нет? Оба замолчали. V– Постой, постой, – вдруг горячо замахал руками Неизвестный человек. – А я, что ж, по-твоему, если умру… Если раньше тебя – тоже всё тогда исчезнет? – Зачем же ему исчезать, – удивился Надькин. – раз я останусь жить?! Если ты помрешь – значить, помер просто, чтобы я это чувствовал и чтоб я поплакал над тобой. И, вставь с земли и стоя на коленях, спросил ленкоранский лесоторговец сурово: – Значит, выходит, что и я только для тебя существую, значит, и меня нет, ежели ты на меня не смотришь? – Ты? – нерешительно промямлил Надькин. В душе его боролись два чувства: нежелание обидеть друга и стремление продолжить до конца, сохранить всю стройность своей философской системы. — 271 —
|