– Так, так, так, так… А скажи, п'жалуйста, вот что: вы, татарины, водку пьете? – Никак нет, мы ему не пьем, потому нилзя. – Почему же это нельзя, скажите на милость? – гордо закинув голову, снова спрашивает прохожий, – вредна она эта водка для вас, или что? – Канэшна, почему что у наши законе говорят, что водком пить нилзя! Балшой грех ему, да!.. – Вздор, вздор, – покровительственно мямлить прохожий. – Что еще там за грех? Это вы, наверно, корана не поняли, как следует… Д'вай сюда коран, я тебе покажу место, где можно пить… Татарин обиженно пожимает плечами. Долго думает, что бы возразить. – Которы человек пьяны, тот ход'ть, шатайся, – какой такой порядок? – Вот ты, значить, ничего и не понимаешь… «Шатается, шатается». Разве он сам шатается? Это водка его шатает. Он тут не причем. – Се равно. Идот, пает – кирчит, как осел, собакам, кошкам пугает, рази можно? – А ежели весело, так почему ж не петь. – Которы поет хорошо – так, канэшна, д'стви'тельна, ничего; а которы пьяный, так прохожий даже обижается, да? – Мил человек!! Послуш'те, татарин! Так наплевать же на прохожего! Понимаете? Лишь бы мне было весело, а прохожему если не нравится-пусть тоже пьет. И опять крепко задумывается татарин. Придумывает возражение… Торжествующе улыбается: – Ему, которы што – пьяный, лежат посреди улиса, спить, как мертвый, а ему обокрасть можно, да? – Это неправда, – горячится защитник пьянства. – Слышите, татарин?! Ложь! Слышите? Если человек уже свалился, – его уже не могут обокрасть! – Что такой – не могут? Он гаво'рть не могут. Почему, которы падлец вор, так он возмет да обокрал, да? – Как же его обокрадут, татарский ты чудак, ежели, когда он сваливается – так уже, значить, всё пропито. – Се равно. Вазмет, сапоги снимет, да? – Пажалста, пажалста! В такую-то жару? Еще прохладнее будет! Татарин поднимает голову и бродить ищущим взором по глубокому пышному синему небу, будто отыскивая там ответ… – Началство, которы где человек служить да скажет ему: «Почему, пьяный морда, пришел? Пошел вонь!» – А ты пей с умом. Не попадайся. – Нилза пить. – Да почему? Господи Боже ты мой, ну, почему?!. – Ему… канэшна – диствит'лна – уразумейса – водка очин горкий. – Ничего это не разумеется. А ты сладкую пей, ежели горькая не лезет. – Скажи, пажалста, гасподын… Почему мине пить, если не хочется, да?… Аргумент веский, достойный уважения. Но защитник веселой жизни не согласен. — 217 —
|