|
– Кажется, нет. А что? – Вот я нашел их. Вероятно, ваши. Получите… – Да это двадцатипятирублевка! – Ну что ж… А вы мне дайте пятнадцать рублей сдачи – так оно и выйдет. Заскакалов снисходительно улыбнулся, вынул из кошелька сдачу, бумажку сунул в жилетный карман и снова зашагал, пытливо смотря в небо. – Так я могу быть в надежде? – прячась в кустах, крикнул застенчивый Костя. – Будьте покойны! Прошла ночь, наступил день. Ночь Костя проспал хорошо (первая ночь за трое суток), а утро принесло Косте ужас, мрак и отчаяние. В газете было про него написано буквально следующее: «Самой интересной оказалась борьба этого древнегреческого Антиноя – Махаева с пещерным венгром Огай. В искрометной схватке сошелся Махаев, достойный, по своей внешности, резца Праксителя, и тяжелый железный венгр. Как клубок пантер, катались оба они по сцене, пока на двадцатой минуте страшный Геракл не припечатал пещерного венгра». Опять днем собрались в саду, на той же самой скамейке, и обсуждали создавшееся невыносимое положение… Ясно было, что грубый, наглый репортер ведет самую циничную кампанию против безобидного Кости Махаева, и весь вопрос только в том – с какой целью? Сначала решили, что репортера подкупили борцы другого, конкурирующего чемпионата. Потом пришли к убеждению, что у репортера есть свой человек на место Кости, и он хочет так или иначе, но выжить Костю из чемпионата. Спорили и волновались, а Костя сидел, устремив остановившийся, страдальческий взгляд на толстый древесный ствол, и шептал бледными, искривленными обидой губами: – Геракл… Так, так. Антиной! Дождался. «Достойный резца»… Ну, что ж – режь, если тебе позволят. Ешь меня с хлебом!.. Пей мою кровь, скорпиён проклятый! Костя заплакал. Все, свесив большие, тяжелые головы, угрюмо смотрели в землю, и только толстые, красные пальцы шевелились угрожающе, да из широких мясистых грудей вылетало хриплое, сосредоточенное дыхание… – Антиноем назвал! – крикнул Костя и сжал руками голову. – Лучше бы ты меня палкой по голове треснул… – Ты поговори с ним по душам, – посоветовал чухонец. – Чего там! – Рассобачились они очень, – проворчал поляк Быльский. – Вчера негра назвал эбеновым деревом, на прошлой неделе про него те написал: сын Тимбукту… Спроси – трогал его негр, что ли? – Негру хорошо, – стиснув зубы, заметил Костя, – он по-русски не понимает. А я прекрасно понимаю, братец ты мой!.. Долго сидели, растерянные, мрачные, как звери, загнанные в угол. — 223 —
|