|
- А вон тот, русый, с бородкой? - Имя у него какое-то... Сикрит... Одним словом, фонд какой-то представляет. - Фонд? - Ага! Говорят, мужик этот будет наше зверье пересчитывать. Вспомнил: Сидорин – его фамилия. Тем, кто хорошо будет зверье охранять, через него будут деньги платить. - Не худо. А что же мы перед ним совсем обратным заниматься будем? - Так волки же, Петрович! Если эту зверюгу еще охранять... - Не кажи гоп, Кирилл Андреич. Сам же про фонд говорил... - Ну? - Гну! Кто эти фонды учреждает? Чудаки всякие, миллионеры забугорные. У них там волка днем с огнем не сыщешь. Кумекаешь? - Нет, - честно признался Большаков. - Неужели, они зайцев и косуль охранять будут? Кумекаешь? - Нет, - Андреич был по-прежнему честен. - Своих волков они перевели, вот и взялись наших охранять. - Думаешь? - Знаю. Так что ты, если хочешь хорошие деньги получать, не шибко старайся. Депутаты уедут, а тебе жить. Большаков внял совету Петровича – но только на полчаса. А вскоре вновь был слышен его сипловатый голос: «Обычно выводок волков выходит на номер след в след. Впереди – старая волчица. Если же они очень встревожены, то выходят врозь. А уж если поймут опасность – спасаются врозь. Но все равно, первой будет волчица. Дальше, запомните, господа-товарищи: при выходе на номер волки пользуются разными аллюрами, в зависимости от переживаний. Один идет своим ходом скитальца, трусцой. Унылый, держа голову несколько опущенной. Второй махает на прыжках с испуганной мордой, в сознании, что в быстром удалении от человека – спасение. Третий уже при первом звуке человеческого голоса понимает – пришла погибель. Такой несется карьером, с высунутым языком и прижатыми ушами»... Накануне дня охоты и гости, и хозяева собрались в большом зале лесной гостиницы с неоригинальным, но в данном случае знаковым названием: «У Петровича». Правда, к Федулаеву это не имело никакого отношения. Сидорин оказался не прав: пусть хорошего коньячку, пусть немного, но гости перед охотой выпили – за знакомство, за удачу. Душой компании, как это не удивительно, стали не артисты, а Исаев. Вы, наверное, догадались, что Павлом Валерьевичем был именно он. С нашей стороны стало бы лукавством утверждать, что их с Сидориным пути пересеклись случайно. После показаний Закряжской и Плошкина-Озерского, и безуспешных попыток следствия выйти на след Львовского, у Исаева все пошло наперекосяк. Он не был большим любителем охоты, но, узнав, что там будет Сидорин, решил с ним объясниться. Кто знает, хотел ли Павел Валерьевич успокоить встревоженную совесть, которой, похоже, он еще не лишился, или желал сохранить реноме порядочного человека, но расставить все точки над «i» Исаев желал. Тем огорчительнее для Павла Валерьевича стало подчеркнутое игнорирование его персоны Сидориным. Но сдаваться было не в правилах Павла Валерьевича. Он сыпал охотничьими байками, анекдотами, и вскоре стал центром всеобщего внимания. Только два человека никак не реагировали на его шутки – Сидорин и старый лесник Николай Петрович. Впрочем, после одного анекдота едва заметная улыбка тронула губы Асинкрита, что не осталось не замеченным Исаевым и придало ему новую энергию. И он рассказал свой любимый анекдот: — 246 —
|