Единственный крест

- А это кто?

- Михал Михалыч? Майор, в Афгане воевал. Там и контузило. Крепко контузило. Он-то всю кашу и заварил. Прибежал с ружьем, встал перед бульдозером: убью, говорит, гады, если дальше кости моих предков выворачивать будете.

- А они?

- Черные? Милицию вызвали. На какое-то время Михалыч мародеров задержал, но понятно же – эти своего добьются. Тем более, все бумаги у них в порядке. А я в Поршино иной раз к теще наведываюсь. К Михалычу захожу. Вот он мне все и рассказал. Решили мы с ним, что надо куда-то писать. А писари мы с ним еще те, да и куда лучше писать не знаем.

- А тут я у Пушкина...

- Точно. Ты мне понравился тогда: чего, говоришь, зря время тратим, поехали в Поршино. Тебя Михалыч и на кладбище водил, и в храм. Правда, батюшки не было, но тебя тогда одна местная старушонка впечатлила.

- Чем же, интересно?

- Рассказала о чудесах, которые стали происходить в церкви после того случая. Сначала на Крещение, когда из шланга воду в специальный чан наливали, чтобы святить потом, вода пошла кровавая.

- Серьезно?

- Вот те крест, - и Санек перекрестился. – Сколько людей это видело! Все же воду ждали, а она красная. Ее слили, бак промыли, а вода опять такая же. Народ повернулся – и в другой храм пошел. Только ушли люди, вода нормальная потекла. А еще через неделю икона Николая Угодника заплакала.

- Может, замироточила?

- В том-то и дело, что заплакала. Из глаз, будто серебряные, слезинки потекли, и застыли.

- Н-да.

- А статью ты написал.

- Как газета называется, не помнишь?

- У Михалыча вырезка есть. Статью потом наша районка перепечатала. Классно ты написал. Пушкина цитировал, про Михалыча написал, что он сейчас в Поршино за Россию ответчик...

- А что я из Пушкина взял, не помнишь?

- Эх, я на стихи не мастак. Прочитал – забыл... Там про пепелище что-то было, гробы.

- Понятно.

- Вспомнил?

- Увы, только стихи.

И Сидорин продекламировал:

Два чувства равно близки нам,

В них обретает сердце пищу –

Любовь к родному пепелищу

Любовь к отеческим гробам.

- А мы сейчас только деньги любим, - неожиданно подал голос таксист.

- Друг, как тебя зовут? – спросил Михайлов.

- Степаном.

- Ты, Степа, лучше крепче держись за баранку и смотри вперед, а мнение твое меня сейчас меньше всего интересует.

- Понял.

- Вот и хорошо.

- Не надо ругаться, - примирительно сказал Сидорин, - ты, Александр, лучше еще что-нибудь про меня расскажи.

- В каком смысле?

- Я о себе что-нибудь говорил?

- Понял, дай вспомнить. Говорил, что у какого-то лесника живешь. Ты его все Петровичем называл.