|
- Резон есть, - подумав, ответил Михайлов. – А ты как думаешь, Васильич? Сидорин сам предложил «пообщаться», однако сейчас понял, что думает только о своих Лизах. Но и попутчиков обижать не хотелось. И вот здесь, в ночном такси, он впервые прибегнул к приему, которым позже станет пользоваться очень часто. Пришли на выручку стихи – не зря же Асинкрит так их любил. Они позволили Сидорину все объяснить, в сущности, ничего не объясняя и не тратя лишних слов. - Я против. И неожиданно для своих спутников, стал читать стихи: Повесил фонарь немец в полночь, Бомбил нас и станцию Колочь. Огнем полыхала теплушка, В ней хлеба осталась краюшка. Грожу кулаком прямо в небо За ломоть сожженного хлеба, За трупы в снегу под откосом. Я плачу... И сопли из носа. И мать тоя, сгорбясь, устало Идет мне навстречу по шпалам... Потухни, фонарь, ради Бога, Скорей над железной дорогой. - Да, не все так просто, - после долгого молчания произнес Михайлов. – Скажи, Васильич, стихи сам написал? - Нет, конечно. Есть такой городок на Смоленщине – Рудня, там этот автор живет – Виктор Куневич. - Не слыхал такого. - Да и я, признаться, не слыхал. Сейчас такое время – не до поэзии. Степан правильно сказал: люди деньги зарабатывают... Кто-то из друзей мне подарил книгу стихов Куневича. Вот и все. - Слушай, ну и память должно быть у тебя! - Это точно, - горько рассмеялся Сидорин, - все что в книгах прочитал - помню, а что было со мной когда-то в жизни – забыл... Но все равно, привет Михалычу передавай. - Не сомневайся, Васильич. Да я думаю, ты к нам еще приедешь. - Обязательно! Вот только с делами управлюсь – и приеду. Они надолго замолчали. Первым тишину нарушил Степан. - А у меня по литературе всегда тройки были. Да и те – с минусом. Физику любил, химию. А когда пятый десяток разменял, на книги запал, представляете? Из-за чтения даже монархистом заделался. И это еще что, я с женщиной одной работал в таксомоторном парке. Анной Петровной Нелюбовой зовут, не слыхали? - Кажется, нет, - ответил Сидорин. - Поинтересуйтесь. Она в Переславль-Залесский из Москвы переехала, на пенсию вышла и вдруг – стихи начала писать. Ни с того ни с сего – в пятьдесят восемь лет. - Ни с того ни с сего не напишешь, - глубокомысленно изрек Санек. - Тоже верно. Но я, когда с ней работал, представить себе не мог, что она поэтессой заделается. - А может – баловство все это? – вновь подал голос Михайлов. - Ты что? Уже две книги выпустила. Мне одну подарила. С дарственной надписью. - Степан, - спросил таксиста Асинкрит, - вам ее стихи нравятся, или все дело в том, что вы с ней вместе раньше работали? — 191 —
|