- И то, и другое, - честно признался тот. - Наизусть что-нибудь помните? Чтобы представление составить. - Помню. Книжка тонкая – всю за год наизусть выучил. Но вот вслух читать... - А ты братан не ломайся, как тульский пряник. Сам сказал, желание клиента – закон, - поддержал Сидорина Александр. - Ну, хорошо. И, откашлявшись, таксист стал читать: Я в России не гостья, Не чужая родня, На российском погосте Похоронят меня. Под отеческим небом, У свечного огня Русской водкой и хлебом Помяните меня! У Нелюбовой Анны Громких титулов нет, Напишите на камне: «Переславский поэт». - Про водку и хлеб – хорошо, - одобрил Санек. – Ладно, ребята, давай дальше в города играть. Васильич, твоя очередь. - Подожди, брат. Вы хорошо читаете, Степан, - Сидорин не лукавил. – Что-нибудь еще вспомните, пожалуйста. Попросил, а сам загадал: если новое стихотворение будет светлым – то все закончится хорошо, если же... - Что бы еще прочитать? Пожалуй, вот это: Трава живет и нет ей дела, Зачем она на свете белом, И рвут ее, и мнут, и косят, Все терпеливо переносит, Пригреет солнце, дождик брызнет, - Растет и радуется жизни! Живу по принципу травы И не ломаю головы В чем жизни смысл, живу и ладно! Пишу стихи довольно складно, Кормлю собак бродячих, кошек, Шью платье синее в горошек, Гляжу на мир глазами внука: Жизнь – замечательная штука! Так и живу, пока живется, Была бы жизнь, а смысл найдется! - Спасибо, - странно, но Сидорин теперь совершенно искренне верил, что все будет хорошо. А Степан не только хорошо читал стихи, но и быстро вел машину, успев, во-первых, приехать в Москву раньше поезда, от которого отстал Александр, а во-вторых, рассказать любопытному Михайлову, почему книги сделали его монархистом. - Точнее, одна книга. «Мать» Горького. - «Мать»? – удивлению пассажиров не было предела. - Горького с пьедестала снимают. Идиоты! Это же – великий писатель. Читайте Горького - и вы не пожалеете об этом. - Считай, что убедил. Рассказывай дальше, полиглот. - Полиглот – это из другой оперы, Александр, - поправил друга Сидорин. – Степан у нас библиофил. - Понятно. Продолжай библиофил. - Да, собственно, и продолжать нечего. Хорошая книга заставляет человека думать. А очень хорошая может всего его перевернуть наизнанку. Вот так и у меня с Горьким получилось. В школе проходил, что «Мать» - первый пролетарский роман, очень своевременная книга, как сказал Ильич. - Какой Ильич? – переспросил Михайлов. - Ленин, разумеется. И тут читаю о том, как Павел Власов, в сущности, пацан, жизнь свою рабочую начинал. Наверняка, подмастерьем. И понимаю, что настоящий писатель лгать не будет. Так вот, прочитал я, как Павел на свои первые зарплаты и гармонь купил, и рубаху модную, и галстук, и галоши, и трость, а еще вначале пить умудрялся, да еще мать неработающую содержал, - и подумал, что мне сейчас, в мои-то не юношеские годы, такое не под силу будет. Ружье Павел, если помните, думал купить – денег хватало, просто охотой не увлекся. Постоянно в театры ходил. Выходит, можно было нормально жить при батюшке-царе? А потом я еще кое-какие книги прочитал – и понял, что хотел бы жить в то время. Но, увы, ребятки – времена не выбирают... — 192 —
|