Единственный крест

- Умер?

- Да. Я видел только, как он лежит на постели. Вокруг пузырьки с какими-то лекарствами, мальчик светлый такой, тихий. И вдруг комната наполнилась ярким светом, таким ярким, что смотреть было больно. И я смотрю на этот свет и понимаю, что родители его не видят. Они плачут, мальчик к ним протягивает руки, а его забирают. Туда, откуда свет. А мне и плакать хочется, потому что жаль родителей, и радостно стало оттого, что мальчика забирают в свет...

Сидорин умолк на секунду, затем горько вздохнул:

- Ну почему я так косноязычен!?

- Не наговаривай на себя, пожалуйста. Ты так все рассказал, что я будто в этой комнате сама побывала.

- Правда?

- Зачем мне врать? А что было дальше?

- Пить тот парень начал. Впрочем, он уже был не парень, а взрослый мужчина. По-прежнему работал на шахте.

- А стихи?

- Записывал кое-что в свою заветную тетрадку, пока однажды не потерял ее.

- Стихи какие-то в памяти остались?

- Стихи? Ты знаешь, только четыре строчки:

Донниковое поле,

Донниковая грусть,

Донниковое море,

Донниковая Русь.

- И все?

- И все.

- Странные стихи.

- Ты думаешь? Я однажды видел поле, в котором цвел донник. Желтый и белый. Донника на самом деле было море. Ветер колыхал цветки и стебли и, казалось, воны накатываются на берег...

- И чем все закончилось?

- Кажется, он умер.

- Ты так об этом спокойно сказал.

- Лиза, я же тебе о сне рассказываю. Да и не спокойствие это, а грусть. Жил человек, любил, мечтал, страдал...

- Бедный ты, Сидорин, - неожиданно сказала Лиза.

- Считаешь?

- Конечно. Ты с ними прожил жизнь. Их жизнь. Но скажи, на следующий день тебе снятся уже другие люди?

- Другие. И история другая, но с похожими сценариями. Начало жизни – надежда, радость, если даже за столом хлеб из лебеды. Затем будни, как правило, серые. И в конце – мрак, темнота. Конец.

- Но ведь ты видел свет, когда умирал мальчик?

- Видел, но не уверен, что его видели те люди.

- Асинкрит!

- Аюшки? - откликнулся Сидорин.

Толстикова молчала.

-Лиза, ты хотела что-то сказать?

Девушка очнулась.

- Мне кажется... Это всего лишь догадка...

- Слушаю.

- А все эти сны... не связаны они с теми старыми фотографиями, что ты собираешь? Мне Галина рассказала...

- Понимаю. Ты умница, Елизавета Михайловна.

- Смеешься?

- Отнюдь.

Сидорин полез в карман.

- Моя история не закончена. Каждый вечер я просматриваю эти снимки. А вчера наткнулся... Впрочем, посмотри сама.

И Асинкрит протянул Лизе черно-белую фотографию. На ней были изображены двое молодых людей – мужчина и женщина, ребенок и еще одна женщина – пожилая. Люди сидели, серьезно смотря в объектив. Подпись на обороте: 15 октября 1958 г.