- Это из Толмуда, мой друг. Жил такой еврейский мудрец Гиллиль. Ему еще одну фразу приписывают: «Когда не я для себя, то кто для меня? А если уж я для себя – что же я? И если не теперь – когда же?» - Уж больно заумно. - Это из «Пиркэ Аббата» - «Поучение отцов». - Дался тебе этот Гиллиль. Насколько я помню, и Христос говорил подобное. Разве не так? - Не совсем. Переварить то, что Он проповедовал древние евреи так до конца и не смогли. Христос сначала подготавливал их: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними; ибо в этом закон и пророки». - То есть, Он выполняет то, о чем когда-то вещали мудрецы Израиля? - Да, они же ждали Мессию. И Христос вначале говорит языком их пророков, и Его понимают. Но затем разворачивается драма. Для того же Гиллиля его формула – волшебный ключ, к успеху, преуспеванию. Отмычка к любому замку. И что евреи ждали от Мессии? - Создать на земле царство Израиля. - А что говорил этот Галилеянин? О Царстве Божием, которое внутри нас есть. Разве такое можно переварить? Или, вот... Сидорин закрыл глаза и стал говорить будто читая невидимую книгу: - «А фарисеи, услышавши, что Он привел садуккеев в молчание, собрались вместе. И один из них, законник, искушая Его спросил, говоря: «Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе?» Иисус сказал ему: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим». Сия есть первая и наибольшая заповедь; Вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Сидорин открыл глаз и добавил с горькой усмешкой: - Как сейчас принято говорить – почувствуйте разницу. С одной стороны ветхозаветное «не желай и не делай», а с другой, совершенно новое – «возлюби». - По-моему, ты придаешь всему этому слишком большое значение. - А мне кажется, что я постепенно подхожу к главной загадке своей жизни. - То есть? - Если моя догадка верна, то кодекс АВС – это моя отмычка ко всем замкам, это ветхозаветная мудрость позволявшая мне открывать чужие души. - Не хочешь же ты сказать... - Хочу, Вадим, хочу. Если я делал доброе дело, то только выгоды своей ради. Если утешал кого... - Слушай, прекрати на себя наговаривать! Тоже мне, Гильмель нашелся. - Гиллель. - Тем более. Я же не зря в психиатрию пошел, значит, склонность была, а может быть, и дар. Думаешь, не раскусил бы тебя, будь ты лицемером, или этим... фарисеем? - А нас, фарисеев, так просто не раскусишь, – улыбнувшись сказал Сидорин, но затем опять посерьезнел: - Спасибо, что не веришь, Вадим. Если мы видим в человеке только хорошее, значит, любим его. Но мне-то полагается быть беспристрастным. — 135 —
|