- Но все-таки делаешь это. Зачем? - Обязательно надо объяснять? - Обязательно. Если я, - Глазунов говорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово, - если я пойду за тобой, то я должен знать, ради чего подставлю, а это вероятнее всего, и свою шею. Не смотри так на меня, Асинкрит, я не трус, ты знаешь. Но за моей спиной – Галя, дочь, может быть, Оленька и еще один человечек, пока еще не родившийся. За твоей же... прости, ты сам понимаешь. Мне жаль Ивановых, жаль Лизу, но сейчас такое происходит повсеместно. Осталась девочка жива – и слава Богу... - Я понял тебя, Вадим. - Нет, не понял. Я просто прошу объяснить: зачем тебе все это нужно? Глава двадцать третья. Белый родник.
Вадим Петрович замолчал. Молчал и Сидорин, уставившись в пол, будто желая что-то найти на нем. Затем тихо произнес: - Все возвращается на круги своя. - Что ты имеешь в виду? - Не что, а кого. Себя. – Асинкрит поднял голову и с улыбкой посмотрел на Глазунова. - Прости меня, Вадим. Ты прав, на сто процентов прав... - Асик, то есть Асинкрит, я же просто... - Зови меня, как тебе удобно. – Сидорин поднял руку, показывая жестом, что просит Вадима не говорить. – Я попытаюсь все объяснить, не сбивай меня, пожалуйста. Только теперь до конца осознал, как прав был Тютчев: «мысль изреченная есть ложь»... - Слушай, старик, почему ты все усложняешь? - Усложняю? Знаешь, когда я стал потихоньку входить в реальность, когда новые привязанности появились, увлечения, мне, грешным делом, жизнь медом стала казаться. Куда не поеду – везде рады, привечают, по душам со мной беседуют. И уже мысль, точнее, мыслишка появилась: может, и не надо ничего вспоминать, что раньше было? - Почему? – удивился Глазунов. - А вдруг я эти три года наемным убийцей был? Людей убивал? - Не говори ерунду. Ни за что в это не поверю! - Правильно, ты мой друг. Но здесь как с верой в загробную жизнь: и те, кто верят в нее, и те, кто нет, одинаково правы – спор разрешить некому, оттуда еще никто не возвращался. Так что если кто-то скажет мне: ты два года назад душегубом был, - мне ему нечем будет возразить. Я просто не помню. И думаю: ведь это же шанс, Сидорин. Один из тысячи, нет, из миллиона – жизнь с чистого листа начать. А тут, будто в подтверждение моих желаний, из дома посылочка пришла. Старики перед Пасхой в доме убирались, кое-какие мои бумаги нашли. Решили прислать – вдруг, да поможет? И был в посылке вот этот листочек... Асинкрит достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. - С тех пор с собой ношу. Возьми, почитай. — 133 —
|