|
- Лиза Михайловна, а почему бы тебе ни сказать просто, по-человечески: мол, беспокоюсь о вас, Асинкрит Васильевич, поделитесь, что у вас на душе... - Я... я действительно беспокоюсь. За Лизу. И за тебя тоже. А еще в твоих глазах – тревога. Я ее вижу. Сидорин пристально посмотрел на Толстикову, моментально став серьезным. - Тревога? Пожалуй, да. Но ее причина с нашим делом не связана. - Но ведь Глазуновым звонили! - Мне тоже. И что из этого? Кого не бояться, того не запугивают. Уже хорошо. - Пока не вижу ничего хорошего. - Доля правды в твоих словах есть, но почему ничего? Стоило мне и Вадиму поговорить соответственно с Романовским и Тимофеевым – сразу же нам стали звонить доброжелатели. Значит, мы на верном пути. - Расскажи, пожалуйста, о своем разговоре с Романовским. - Да особо нечего рассказывать. Сначала делал удивленные глаза, а затем вдруг завелся. Ни с того ни с сего процитировал мне Окуджаву: «К черту сказки о богах», заявил, что лучшую часть жизни уже прожил и оставшуюся желает пожить по-человечески. - Все понятно. Жаль. - И мне тоже. Кстати, как у него с твоей тетушкой? - Она сейчас в Питере. Кажется, Романовский ей звонит. Думаешь, Сергей Кириллович... - Похоже. Еще сказал, что хочет быть счастливым. На том мы почти и попрощались. - Почти? - Я дал ему рецепт счастья на каждый день. - Интересно. - Да ничего особенного. Выпиваешь минимум шесть бутылок пива и идешь гулять по центру города. Идеально – если ты не знаешь где находиться туалет или его там нет. - Сидорин, опять шутишь? - Вовсе нет. Гуляешь час, другой. Потом едешь домой в общественном транспорте или ищешь укромное местечко. Мне можно не продолжать? - Хочешь сказать... - Именно. После этого наступает такое облегчение, а вместе с ним счастье... - И ты это сказал Романовскому? - Но ведь жаждет же человек счастья! А потом... зря, конечно, я это сказал... - Будь другом, продолжай. - О Лизе я сказал. О том, что такое счастье – мы понимаем по-разному. Вот, все. - Нет, не все. - Хорошо, не все. Еще сказал, что в этом мире существуют законы, которые не писаны на бумаге. Ждешь огромного счастья, не знамо что подразумевая под этим, а тебя – «бац!»... Вот, теперь точно все. - Асинкрит... - Не хочется вспоминать, жестоко я с ним... - «Бац» – что означает в версии Сидорина? - Ты все о частностях. Главное в моей мысли было другое: что мы в этот мир отдаем, то и получаем взамен. - Асинкрит, я не сомневаюсь в том, что ты замечательный философ... - Это не философия, это жизнь. - Пусть так. Ты сказал: «бац» - и ушел? — 139 —
|