|
- Знаешь, я тоже. Пойдем, меня здесь знают – «и прочих там шведов» сюда вожу. Их пропустили. На большом дворе, как раз возле лип, играли дети. Сидорин и Лиза поздоровались с воспитательницей, коротко объяснив цель своего прихода. - Конечно, смотрите. Вы нам не мешаете. Но дети, видимо, по своему поняли причину прихода незнакомых мужчины и женщины к ним в детский дом. К Лизе подбежал мальчик лет восьми и дернул ее за руку: - Тетя, возьмите меня, пожалуйста, к себе. Я хороший. За ним подбежал девочка: - Нет, меня возьмите. Я уже буквы знаю. Лиза растерялась. Она стояла уже в кольце детишек – по всей видимости, малыши практично решили, что в этой паре решение принимает женщина. - Деточки... маленькие... вы понимаете..., - только и смогла произнести Толстикова. - Вы что к людям пристали? – с напускной строгостью вступилась за гостей воспитательница. – А ну отошли! Если наигрались – собираемся и уходим. «Кольца» больше не было. - Вы уж простите их, – чувствовалось, что воспитательница была общительным человеком, – ведь это же ненормально, когда нет родителей. Поди, объясни им, почему за забором их сверстников за руку мамы и папы ведут, а у них – только казенная кровать и тумбочка. - А что, кого-то берут? – спросила Лиза, все еще не пришедшая в себя от потрясения. - Очень редко. Одно время иностранцы приезжали, но сейчас их что-то не видно. - Скажите, пожалуйста, а они все, - Лиза показала на ребятишек, - сироты? - Нет, не все. У многих есть родители, но лучше бы их не было. - Пьют? - Пьют. Тот мальчик, который к вам первый подбежал, Костик... Видите, и сейчас далеко не отходит, шельмец... Его мать цыганам продала. За пятьсот рублей. - Не может быть! – И без того большие, глаза Лизы стали еще больше. – Она же... мать! - Да какая она мать? Видели бы вы ее. Существо. Звери, и те за своих детенышей жизни кладут... – воспитательница махнула рукой, мол, что о такой говорить. И только сейчас Толстикова заметила, что Сидорин, отвернувшись, смотрит на липы. Она не поверила своим глазам: спокойно стоит – и смотрит. - Лиза, видишь девочку? Там, под крайней липой, на скамеечке сидит. Толстикова посмотрела в ту сторону, куда показывал Асинкрит. На скамейке, чуть в стороне от других детей, действительно сидела девочка. Очень красивая девочка. Роскошные черные волосы ее были заплетены в две косички. Малышка тихо и сосредоточенно играла с куклой. - Я заметил, - пояснил Сидорин, - она одна... не подошла. Подбежал вездесущий Костик. - Ее не берите, она больная. - Опять ты?! – воспитательница с самым суровым видом схватила прут, - ох, надеру тебя, будешь знать, как не в свое дело нос совать. Буратино! – И, уже тихо – Сидорину и Лизе: — 122 —
|