|
Если возвратиться к всемирно признанному авторитету в области детского мышления — к Пиаже, — то окажется, что для дошкольников он выделил как устойчивый типический признак их мыслительного аппарата склонность использовать, например, для объяснения физической причинности, — моральные, анимистические и артификалист-ские связи. Констатирующие опыты выявляют аналогичные склонности и у московских дошкольников 1980 года. Но Шумаковой, о работе которой мы уже упоминали, удалось все же отметить характерное отличие: московские дети наших дней при объяснении явлений в мире не прибегают к идее бога, в отличие от их ровесников из Женевы. В то же время они охотно, подобно изученным Дж. Брунером (14) бушменам, объясняют непонятные случаи волшебством. Об этом сообщает ученик Н.Н. Поддъякова, Н.Е. Ве-ракса в своей недавней статье в «Вопросах психологии» (7). Он демонстрировал дошкольникам необычное поведение предметов (например, качение цилиндра вверх по наклонной плоскости) и задавал им вопросы об увиденном. В основе фокусов, конечно, лежало использование различных механических приспособлений, простых, но неведомых ребенку. И малыши приходили к выводу, что взрослый умеет творить чудеса. Лишь в подготовительной группе дети начинают подозревать при виде непонятных явлений, что взрослый не чародей, а просто применяет какие-то хитрости. Любопытное изучение детского мышления с интересующей нас точки зрения ведет эстонский психолог П. Туль- 311 висте. По Пиаже, развитие мышления мало связано с культурой общества, а*жизненная практика ребенка-дошкольника, определяющая развитие его мышления, носит индивидуальный характер его единичного уравновешивания с окружающей средой. Но согласно взглядам Л.С. Выготского, истоки вербального мышления детей коренятся в культуре. Как же тогда и почему, — справшивает П. Тульвисте, —ребенок усваивает не научное мышление взрослых, а П. Тульвисте отвечает на этот вопрос так: «Очевидно, —говорит он, — наша культура не является однородной, а — 212 —
|