|
Теперь настала пора давать практические рекомендации. Значит, слушайте, как это делается. Берется какой-нибудь привлекательный, необычный образ, например архангельские поморы, гренландские покорители ледников, филиппинские хилеры, называется имя экстрасенса. Затем вы ненароком говорите о них в эфире нечто. И тут творится невообразимое! Как завороженные все мгновенно проникаются интересом к хилерам, поморам, экстрасенсам. Ни с того ни с сего... Дотошные психологи пытались смоделировать ситуацию, воспроизвести все слагаемые этого эффекта. Упрямый зритель жаждал кумира, находил все новые и новые его воплощения. То возникала мода на Штирлица, то на адъютанта его превосходительства, то на Тарзана, то на Изауру, то на Чумака, то на Кашпировского... Истинно притягательный образ должен пробуждать противоречивые чувства. Это хорошо понимал М.М. Бахтин, когда прослеживал истоки и эволюцию полифонизма. И в жизни, и в литературе, и на экране мы нередко наблюдаем соединение высокого с продажным, трагического с комическим. Образ беременной смерти... Это из Бахтина. А вот другие персонификации, которым присуще оксюморонное сочетание, — добродетельная гетера, благородный разбойник... Винсент Ван Гог, «Автопортрет с бритой головой», 1888 В период Второй волны люди купались в море массово производимых образов. Относительно небольшое число издаваемых централизованно газет, журналов, радио-, телепередач и фильмов обеспечивали то, что критики называли «монолитным сознанием». Индивиды постоянно соотносили себя с незначительным набором ролевых моделей и оценивали свой образ жизни, сравнивая его с несколькими предпочитаемыми возможностями. Круг социально одобряемых стилей Поведения личности был относительно узок. Демассификация средств массовой информации в наши дни дает поразительное разнообразие ролевых моделей и стилей жизни, с которыми можно сравнить свою жизнь. Более того, новые средства массовой информации кормят нас не целыми, а раскрошившимися чипсами образов. Они не предлагают нам несколько понятных видов идентичности для выбора, нужно сложить ее из кусочков: кон-фигуративное, или модульное, «Я». Это гораздо труднее, и подробнее объясняет, почему многие миллионы людей отчаянно ищут идентичности. Эти усилия приводят нас к повышенному осознанию собственной индивидуальности — тех черт, которые делают нас неповторимыми. Так изменяется наш собственный образ. Мы требуем, чтобы нас считали личностями и относились к нам, как к личностям, и это происходит именно в то время, когда производственная система нуждается все больше в индивидуальностях. — 211 —
|