Психология рекламы

Телевизионные фильмы могут рассказать о нас гораздо больше, чем мы подозреваем. Даже про то, кто не плачет вместе со всеми. Уже несколько веков интеллектуалы живут в убеждении, будто массовая культура, потакающая примитивным зрителям, не устоит перед элитарными духовными сокровищами. Однако, несмотря на эти провозвестия, человечество создало колоссальную индустрию фантазий. Не забудем: мы едва ли не последние зрители названных фильмов. В других странах над ними уже давно обрыдались...

Спросим себя: что заставляет человека во всеоружии здравого смысла следить за развитием событий, которые откровенно провоцируют эту сентиментальность? Разве он не догадывается, что прояви дон Антонио чуть побольше сообразительности и все хитросплетения Максимилиано, рассчитанные на долгую экранную жизнь, разлетятся в прах? Неужели зритель не видит бесхитростности новых сюжетных осложнений, заставляющих дона Альберта погрузиться в дремучее пьянство?

Иной в этом месте усмехнется: давно известно, что такое мелодрама. Человек тянется к грезам, потому что реальность не столь лучезарна. Вот почему сериалы предумышленно воспроизводят жизнь в ее фантомно-глянцевой облатке. Пусть бедный посмотрит кусочек иного бытия. Пусть вздохнет над поруганной добродетелью. Пусть поплачет над утраченными иллюзиями.

Третьей в перечислении Э. Фромма является потребность в ощущении глубоких корней, гарантирующих прочность и безопасность бытия. 3. Фрейд полагал, что такое состояние достигается в жизни каждого человека, если он испытывает материнскую и отцовскую любовь. Трактуя конфликт любви и долга как одну из универсальных ситуаций человеческого существования, Фрейд считал его истоками материнскую любовь, естественную и ничем не обусловленную, и отцовскую, отождествляемую с сознанием, долгом, законом и иерархией отношений.

Но тут Фромм вступает в полемику со своим учителем. Он полагает, что потребность в гарантии прочности бытия не обеспечивается лишь материнской и отцовской любовью. Тут нужно что-то более надежное, в частности, ощущение собственных родовых корней. Пушкин, например, знал всех своих пращуров, начиная с Ратши, который был сподвижником Александра Невского (1220 или 1221—1263). И.А. Бунин видел предназначение своего писательского дара в том, чтобы запечатлеть и выразить в творчестве деяния и жизнь целого сонма своих безвестных предков, имена которых потерялись в глубинах истории.

Каждый человек стремится осознать себя звеном в определенной стабильной цепи рода человеческого, возникшей в праистории. Фромм определяет такие формы в качестве корневых, психологически прочных связей. От материнской любви исходит всепрощение, милосердие, любовь. От отцовской — различные формы авторитарного сознания: рассудочность, стремление установить иерархические отношения главенства и подчиненности. Американский философ полагает, что эти принципы матриархата и патриархата можно обнаружить не только в первобытных сообществах, но и в современных общественных отношениях. Одна форма человеческих связей генетически восходит к материнской любви. Она основана на свободной привязанности людей друг к другу. И речь идет не только о родственных отношениях. Можно, например, испытывать чувство любви к киногероине, полагая ее духовно близким человеком. Социологические опросы, проводимые в свое время, показали, что такой феномен обнаружился, в частности, при оценке образа Анфисы из телевизионной серии «Угрюм-река».