Психология рекламы

Сколько же тут иронии по поводу «журналистики личности», вообще этой якобы рождающейся области «мыслящих журналистов»! Все это, как говорится, от лукавого. Об этом заявляется недвусмысленно: «Полистайте книжки о телевидении, и вы убедитесь, что многое в них позаимствовано у Запада, некритические ссылки на буржуазные телевизионные авторитеты то и дело встречаются в этих изданиях».

Ну, разобрались теперь, откуда этот болезненный интерес к личности на экране?

Так что же, человек должен оставаться безымянной, функционирующей где-то за кадром единицей? И опять вы ошибаетесь. Телевидение обойдется не только без звезд, без журналистов, но и вообще без профессионалов. Главное, чтобы человек на экране успел показать свою взволнованность, одухотворенность и убежденность. И чтобы при этом были затронуты, как говорится, душевные струны. Если это достигнуто, можно считать, что удалось «снять напряжение и всячески помочь проявиться индивидуальности, самобытности». Такая, значит, была теория.

Читатель уже догадался: чем больше абстрактной взволнованности, тем глубже, стало быть, проявление индивидуальности. Вот, скажем, Юрий Левитан. Замечательный диктор, живая история советского радиовещания. Человек — символ эпохи. Слушаешь его и представляешь не человека, а могучую государственность. Не индивидуальность, а некую обобщенную сущность. Эй вы, учитесь, которые помоложе... Невдомек было теоретикам той поры, что Левитан — это тоже имидж. Парадокс-то в том, что голос, льющийся из репродуктора, вовсе не стирал индивидуальность, а воссоздавал ее по меркам эпохи. Стремясь воплотить некую абстракцию, Левитан тем не менее сотворил образ эпохи. По одним только записям сообщений, прочитанных им, можно написать об идеалах тех лет. Персонифицированный имидж времени отражал идею могучего государства, торжественно шествующего от победы к победе.

Но вот кончилась война. Не всегда удавалось поддержать пафос времени на этой величественной ноте. Хотелось, например, услышать голос, толкующий о простых, житейских делах. Укреплялся иной запрос на общение с радиослушателем, непринужденное, утепленное. Нечего ему, включившему репродуктор, кричать в ухо про посевную. Чай, не город оставили фашистам на разграбление. Дело житейское... Зазвучали в эфире другие голоса. Другая мечта, как говорится, другие и кумиры...

Выходит, важно не только то, что говорится, но еще и то, кем говорится. Про первый космический полет пусть Левитан поведает. А про то, что на улицах Москвы появились первые цветы, ему лучше воздержаться... Не эпохальное свершение, а нечто согревающее душу. Пусть уж тут прожурчит нежный, свирельный голос Валентины Соловьевой.