В поисках утраченных смыслов. Духовные начала цивилизации

Какое неукротимое жела­ние было у Гены вернуться в когорту летчиков-испытате­лей! Чувствуя это, его старшие коллеги во главе с О. В. Гудковым, надев по случаю Геройс­кие звезды, увезли Гену спец­рейсом в Курган к Иллизарову, очередь к которому была на многие годы. Иллизаров не заставил себя долго уговари­вать, почувствовав, что имеет дело с собратьями по духу, людьми равного ему масшта­ба. Он сразу отправил Гену на операционный стол и взялся за ликвидацию результатов работы академика Волкова и его последователей из ЦИТО. За несколько месяцев нога была "отремонтирована", уд­линена на 45 мм, и Гена был допущен к полетам, сначала на тяжелых самолетах, а за­тем без ограничений.

А в это время продолжались бесконечные споры о том, ка­ким должен быть вид индика­ции: "с земли на самолет" или "с самолета на землю". Состо­яние эргономики как науки было таково, что основным, а порой и единственным, был метод "научного тыка", когда летчик и его слово после по­лета были единственным ис­точником научных результа­тов. При подобных постанов­ках "научной" работы, к кото­рым все более скатывался ЛИИ, на могучие плечи летчи­ков-испытателей ложился ог­ромный груз проблем, а на их решение отводились лишь считанные доли секунды, и не ошибиться можно было лишь чудом. Такие чудеса неоднок­ратно творили наши летчики-испытатели. Но нельзя посто­янно уповать на чудо! При формировании программы и подготовке того рокового полета, 3 июня 1977 года, нау­кой было допущено столько недоработок и промашек, что даже руководство ЛИИ не смогло "списать" катастрофу на героизм профессии, что обычно практиковалось, а вы­нуждено было найти "стре­лочника" и сделать оргвыво­ды. Начальник отделения был снят с работы.

Уместно заметить, что до сих пор кабины, информаци­онное обеспечение летчиков наших, действитель­но лучших в мире ис­требителей, кажутся допотопными в срав­нении с зарубежны­ми. Сказывается яв­ное отставание и в электронике, и в при­кладных науках о человеко-ма шинном взаимодействии. Все это ложится на плечи летчиков в их и без того уникально труд­ной и опасной работе. Но они не роптали, не сетовали, как и подобает настоящим мужчинам. Обыден­ному сознанию недо­ступно понимание движущих ими моти­вов. В жизни летчи­ков-испытателей, так же как и в их уходе, заключен глубокий эзотерический смысл. Чем, кроме как скрытой в прозе по­вседневности поэзи­ей их небесного тру­да, можно объяснить неудержимое стрем­ление в летчики-ис­пытатели, когда изве­стно, что шансов вы­жить в мирное время у летчика-испытателя меньше, чем у солда­та самой кровопролитной войны.