Tertium Organum: ключ к загадкам мира

Апостол говорит, что «укорененные и утверж­денные в любви, со всеми святыми, вы постигнете, что такое пространство. Почему любовь должна давать постижение пространства?

Что любовь ведет к святости — это понятно. Любовь в таком смысле, как понимает это слово ап. Павел (глава XIII первого послания к Коринфя­нам), — это высшая эмоция, это синтез, слияние всех высших эмоций. Бесспорно, она ведет к свято­сти. Святость — это состояние духа, освобожден­ного от двойственности человека, от его вечной дисгармонии души и тела. На языке ап. Павла свя­тость далее немного меньше, чем на нашем насто­ящем языке. Он называет святыми всех членов своей церкви, святость у него значила праведность, моральность, религиозность. Мы говорим, что это все только путь к святости. Святость нечто осо­бое, достигнутое. Но все равно, как ни брать, на его языке или на нашем, — святость это сверхчеловеческое свойство. В области морали это то же самое, что гениальность в области ума. Любовь путь к святости. Это понятно. Высшая, сверхлич­ная эмоция, несомненно, переведет сознание на высшую ступень. Это очень высоко, но понятно и после евангельских притч — естественно.

Для нас интересно дальнейшее.

Ап. Павел соединяет со святостью познание. Святые постигают, что — широта и долгота, и глубина, и высота; и он говорит, что все — через любовь — могут постигнуть это вместе с ними. Но что же именно постигнуть? Постигнуть простран­ство.

Вот это последнее наиболее странно.

Как мог ап. Павел знать и думать, что святость дает новое понимание пространства? Мы знаем, что она должна давать, но откуда он мог знать?

Никто из его современников не соединял со свя­тостью идеи постижения пространства. Только мы теперь, после Канта и получив доступ в сокровищ­ницы мысли Востока, понимаем, что переход на новую ступень сознания невозможен без расшире­ния чувства пространства.

Но это ли хотел сказать ап. Павел, этот стран­ный человек — римский чиновник, гонитель перво­го христианства, ставший его проповедником, фи­лософ, мистик, человек «видевший Бога», смелый реформатор и моралист для своего времени, боров­шийся за «дух» против «буквы» и, конечно, не от­ветственный за то, что его самого после стали пони­мать не в «духе», а в «букве», — это ли хотел ска­зать он? — Мы не знаем.

Но попробуем посмотреть на эти же слова Апока­липсиса и Посланий с точки зрения нашего обыч­ного «позитивизма». Что мы увидим?

Ничего не увидим.