Сиддхартха

словами и поучениями, что испытал ты в час просветления. Многое содержит в

себе учение просвещенного Будды, многих оно научит жить по правде, избегать

зла. Но одного нет в этом столь ясном, столь высоком учении -- в нем не

раскрыта тайна того, что Возвышенный пережил сам, он один среди сотен тысяч.

Вот что думалось и выяснилось мне, когда я слушал тебя. И вот причина,

почему я снова пускаюсь в странствие. Не затем, чтобы искать другого,

лучшего учения -- такого, я знаю, нет,-- а затем, чтобы порвать со всеми

вообще учениями и учителями, и одному либо достигнуть своей цели, либо

погибнуть. Но часто буду я вспоминать, о Возвышенный, тот день и час, когда

мои очи зрели святого.

Глаза Будды смотрели в землю; тихим, совершеннейшим бесстрастием сияло

его непроницаемое лицо.

-- Пусть твои мысли,-- медленно проговорил он,-- не окажутся

заблуждениями. Желаю тебе достигнуть своей цели. Но скажи мне: видал ли ты

толпу моих саман, моих многочисленных братьев, прибегнувших к учению? И

думаешь ли ты, чужой самана, что для них всех было бы лучше отказаться от

этого учения и вернуться к мирской жизни с ее страстями?

-- Далека от меня подобная мысль! -- воскликнул Сиддхартха.-- Пусть они

все остаются верными учению, пусть достигают своей цели! Не подобает мне

судить других. Только для себя, для себя одного я должен составить свое

суждение, должен избрать одно, отказаться от другого. Мы, саманы, ищем

избавления от Я. Если бы я стал одним из твоих учеников, о Возвышенный, то,

боюсь, мое Я только с виду успокоилось бы, нашло бы только призрачное

искупление, в действительности же продолжало бы жить и даже выросло еще

более, ибо тогда самое учение и моя приверженность к нему, моя любовь к тебе

и общность монахов стали бы моим Я.

С полуулыбкой, с непоколебимой ясностью и приветливостью во взоре

Гаутама взглянул юноше в глаза и попрощался с ним едва заметным движением.