|
Прошли годы, мой жизненный путь извивался в лабиринте постоянно меняющихся обстоятельств. Иногда несколько месяцев я не брал в руки гитару. Затем что-то случалось, во внешнем или внутреннем мире, музыка вновь привлекала меня, подобно тонкой мерцающей нити, ведущей меня наружу из темной пещеры. Музыка возвращалась, мой голос прорезал будничный гул и вновь уносил меня в поля моего детства, и в такие моменты я мог видеть дальше, чем прежде. Море успокаивалось и ветер стихал, а жизнь внезапно обретала утерянный смысл. В 1990 году я открыл удивительную тайну. Откуда я мог знать, что моя постоянная озабоченность моими жизненными невзгодами в действительности лишь закладывала основу моих будущих неудач? Похоже, у людей есть естественная склонность смело бросаться в пучину несчастий и провалов, полагая, что они в любой момент могут выйти сухими из воды по своему желанию. Нас учат, что просить о помощи — значит признать свою слабость и что признание своих ошибок равносильно провалу. На самом деле по-настоящему расти начинаешь только тогда, когда попросишь помощи, когда признаешь, что не можешь самостоятельно выбраться из ямы, которую сам себе выкопал. А у помощи, которую нам предлагают, есть только один урок: «Отдай то, что тебе нужно». На память тут же приходит молитва святого Франциска: «Ибо, отдавая, мы обретаем, а прощая, получаем прощение». В определенный момент меня начало мучить ясное осознание того, что у меня нет ответов ни для себя ни для других. И я услышал голос, говоривший: «Начни отсюда- Если ты так нуждаешься в любви, тогда давай любовь. Если ты нуждаешься в мире, дай мир другим». Голос вернулся ко мне, хотя я и не понимал, что происходит. Сознательно или неосознанно меня тянуло последовать его совету. Один друг познакомил меня с чикагским Обществом католических рабочих святой Екатерины. Это была коммуна из шести человек. Все они добровольно целый рабочий день помогали бездомным, зараженным СПИДом обитателям одного из беднейших районов города. Я зашел к ним в гости, а на следующий день уже переехал насовсем. Следующие два года я вел такой францисканский образ жизни, который был бы невозможен даже в самом монастыре. Я часто шутил, что лучше всего мне жилось, когда я был францисканцем. Странно, правда? Но там для нас готовили и стирали сестры-монахини, а нравы общежития, в котором я жил при Университете Лойолы, никак нельзя было назвать аскетическими. В Обществе святой Екатерины жили совсем по-другому. Питались в основном тем, что нам подавали, и хозяйство вели тоже на скудные доллары, пожертвованные горсткой благотворителей, веривших в наше дело. Через несколько недель я забыл о своих бедах и сосредоточился на чужих несчастьях. И — о чудо! — мои проблемы исчезли сами собой. — 19 —
|