В какой-то момент я поняла, что потерялась, что перестала узнавать местность. Мне не пришло в голову ориентироваться по солнцу, возникла яркая паника. Я остановилась на тропе, пытаясь понять - куда бежать дальше. Меня уже одолевала усталость и очень хотелось пить, но как только я остановилась, на мои мокрые от пота ноги тут же налипли слепни и комары. На мне были короткие шортики и майка, я была почти голой. Я поняла, что стоять невозможно, и опять побежала, преодолевая усталость. Куда я бежала – я не знала. Возникал яркий страх при мысли, что совсем скоро стемнеет, и мне придется ночевать в лесу, и возможно даже придется остаться в лесу на несколько дней, потому что неизвестно - когда меня найдут и найдут ли вообще. Несколько раз я начинала плакать от безысходности, но состояние паники постоянно резко сменялось на полную свободу от НЭ, и тогда возникал тихий восторг, яркая симпатия к лесу, закатному солнцу, тропинкам, кустам. Я забывала о зудящих от укусов ногах, об уставших мышцах, о жажде и замирала, прислушиваясь к совершенно новым восприятиям. В эти моменты было полное приятие обстоятельств, бесстрашие, но потом опять возникал яркий всплеск паники до слез жалости к себе, страха. Я начинала кричать, что я потерялась, просить о помощи. Никто не откликался. При мысли, что я могу так бегать по кругу, возникал особенный страх. Я пыталась предугадать - когда меня начнут искать, и понимала, что сегодня точно не начнут, т.к. будут до последнего ждать моего возвращения, а по темноте точно не будут искать. При мысли о том, что я всю ночь проведу в темном лесу, мне становилось так страшно и так жалко себя, что я начинала выть на весь лес. При этом я была вынуждена все время бежать, т.к. комары и слепни никуда не девались. Пить хотелось так сильно, что когда я увидела лужи на широкой тропинке, то, не долго думая, начала пить, набирая воду пригоршнями, очищая ее от насекомых и иголок. Вода мне показалась очень вкусной – дождевая, с привкусом земли. Пока бежала вдоль одной тропы, увидела невысокую разлапистую сосну, на которую можно было легко залезть. Я подумала, что с нее я смогу оглядеть местность и, возможно, увижу ближайшие населенные пункты. Эта сосна была непохожа на все остальные деревья - ярко-рыжего цвета, с толстыми упругими ветками, на которые я легко залезла и быстро добралась до вершины. Оттуда ничего не было видно, кроме леса и солнца, но зато вообще не было комаров и слепней, и можно было отдохнуть от бега. Я сидела на сосне, и мое состояние продолжало скакать от паники, которая неизменно возникала при каждой мысли о том, что все это конечно замечательно и красиво, но скоро стемнеет и будет страшно, холодно и очень жалко себя. Потом возникала яркая симпатия к сосне, ощущение ее как живого близкого существа, которое испытывает ко мне симпатию. Минуты тишины, экстатического молчания, гаммы совершенно новых восприятий, которые сейчас уже не могу описать. Потом опять бег, попытки найти выход из леса. — 87 —
|