|
— Михаил Иванович, это, наверное, от прибора... Я видела — он обгоревший. Может быть, выбросить его? Чтобы никто не видел. Прибор? Да, да, Виктор: «Без него нельзя. Разрешите?» — «Если очень нужно, то поставьте. Только смотрите». Значит, не усмотрели. А разрешил я. Я виноват! Суд. Страх. — Да, выбрось. Она поглядела на меня, пошла. Значит, выбросить? Чтобы не нашли причину. «Причина пожара осталась невыясненной...» Позволь, ты с ума сошел?! Значит, «...причина не...» Нет, не может быть! Краснею. Вернуть. Немедленно! Бегу, догоняю на лестнице. — Алла! Алла! Не надо. Пусть все останется как есть. На том же месте. — Извините, я подумала... о вас. Я не буду. О, сколько подлости в человеческом нутре... Имей мужество ответить. Да, я буду стараться. «Правду, только правду, всю правду...» Легко сказать. Кто‑то в голове так и подсказывает всяческие шкурные мыслишки. Все время приходится гнать их. Гони. Покурить... Позвонил начальству. Объяснил подробно что и как. Ответ нечленораздельный. Так стыдно! Все тебя считали умным, и вдруг оказывается, ты просто дурак. Теперь ясно — загорелся прибор. Утюг, приемник иногда перегорают. Но этих приборов у нас перебывало десятки. Никогда они не горели. Просто переставали работать, и все. Потом Володя чинил их, они снова работали. Часто ломались. Почему этот должен гореть? Потому что кислород. Ты просто кретин. Вспомни опыты по физике в шестом классе: раскаленная железная проволока в кислороде горит ярко, с искрами. Сгорает начисто. И этот тоже хорош гусь. Сказал ему: «Смотрите строго». А он не смотрел. Он куда‑то гонял, в академию. Опыт без него. Не надо. Он рисковал больше всех. Никто столько раз не был в камере, сколько он. Десять, двадцать раз? Нужно расспросить до приезда прокурора. А то я даже не знаю, как произошло. С прибором‑то как получилось! Может быть, она нарочно подсказывала мне, Алла? Чтобы спровоцировать? Перестань. Неужели теперь все грязное, все дрянное вылезет наружу? Не может быть. Уже, наверное, обработали, перевязали. А ты боишься их? Да, боюсь. Давно такого не видел. С войны. Сначала на второй этаж. Больные все спрятались. Есть ребята, что были в камере, с Олегом. Могли бы... Тоже этот прибор был, оксигемометр. Стой! А ты представляешь, если бы во время операции? Там их было пять человек, много перевязочного материала. Спирт? Наверное, был и спирт. О, кошмар! «Я все сама проверила...» Да, это Марья сказала. Она дотошная. Спасибо ей. Каково будет тем родителям, дети которых были в камере? Правда, с их согласия, но какая разница? Доверяли абсолютно. Теперь не будут доверять. И правильно. — 155 —
|