|
- Сева, там тебя какой-то охламон спрашивает. - Где он? - В курилке. Дикий тип. Я спустился в подвал; прошёл мимо галдящих в гримёрке девчонок и открыл дверь в боковушку перед чёрным ходом, - она и служила у нас курительной комнатой. На диване, развалясь и посасывая маленькую трубочку, сидел Миша. На этот раз он был одет с некоторой претензией на моду: кроссовки (довольно дырявые), залихватские зелёные джинсы, линялая сине-лиловая майка с улыбчатым крупным зверем (смутной породы). - Миша… - Маэстро, радость моя! – Он вскочил с дивана. – Как ты оказался в этом гадюшнике? - Ну уж, прямо и гадюшник… Мы обнялись. Уселись. Я тоже закурил. - Нет, ну правда: у тебя прямо-таки удивительное пристрастие залезать туда, где тебе делать, в общем-то, нечего. - Ну уж и нечего… Ты лучше скажи, где это тебя так вырядили? - На свалке, - Миша с довольным видом оглядел свои кроссовки. – Неплохо, да? Я там помогал местным аборигенам избавиться от ночных кошмаров и несварения желудка... Ну вот – чем смогли. В курилку вползла компания панков. Разыскивая по карманам сигареты, они так скрежетали и брякали железяковыми причиндалами, что невольно приходили на мысль рыцарские турниры. Один из панков – Юра, милый и мягкий человек, но обличия взъерошенного, жутковатого – восторженно уставился на Мишину трубку. - Травка? - Травка. - Конопля!? - Табак. - Так ты что, дядя, табак из этого половника куришь? - Угу. - Ну ты даёшь, дядя! Прямо, с Урала какой-то… Все панки, как один, с осуждением и укоризной посмотрели на Мишу. - Да, я сейчас с Урала, - оживился он. – А как вы узнали? Завязалась оживлённая беседа. Поговорили на тему Урала… о латунных заклёпках… о брюнетках… За полчаса мне это здорово обрындело и я, ухватившись за лиловую майку Черноярцева, поволок его на улицу. — 30 —
|