|
Не скоро сказка сказывается, но пришло время очередного крутого поворота в судьбе беглеца, когда некая писательница Урсула из Голландии посетила монастырь в составе делегации журналистов. Лобсанг, [… этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200…], примчался посмотреть на диво, и, оказавшись рядом с ней, немедленно вцепился в Урсулу. Дебелая очкастая голландка, грезившая о ком-нибудь, кто заменит ей недавно почившего кота, быстро поняла, что мальчик-тибетец будет даже получше кота, которого так и не получилось приучить ссать в унитаз, и не было никакой гарантии, что со следующем не приключится того же. С мальчиком на этот счет можно было быть спокойной. Представляя, как они будут чинно прогуливаться по улочкам родного Айндховена, и как удачно будет смотреться её розовый пеньюар рядом с бордовым монашеским одеянием Лобсанга, она воспылала к нему материнской любовью и [… этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200…]. Эта ошибка дорого ей обошлась впоследствии. Урсула была дамой деятельной, и поэтому немедленно развила кипучую деятельность. В качестве своей резиденции она сняла комнату в «Chocolate Log» и благополучно зажила в ней, пока шел оперативно запущенный процесс оформления усыновления Лобсанга, в котором она уже души не чаяла. Мальчик уже почти свободно болтал по-английски и по-немецки, замахиваясь на японский, и хватал книгу за книгой, будь то математика или история древнего Рима, и конечно Урсула была очень рада, что его не забывают многочисленные друзья из монастыря, которые исправно ходили к нему каждый день – видимо, они тоже интересовались языками... Когда друзья уединялись в спальне, Урсула тщательно оберегала святость их буддийских ретритов, стараясь не шуметь и даже не топать, и как же приятно было ей смотреть на посветлевшие лица детей, когда, закончив свои беседы, они расставались. В хозяйке гестхауза Урсула нашла прекрасную подругу. Это была индийская женщина пятидесяти лет, необычайно образованная для индианки и вполне серьезно обсуждающая вопросы защиты гражданских прав женщин Индии. Она написала книгу и высылала её в разные издательства Европы, и не упускала случая пополнить свою эрудицию, когда в ее ресторанчик забредали интеллигентные туристы и, особенно, туристки, поскольку к мужчинам, даже цивилизованным, она испытывала смутно осознаваемую неприязнь. С Урсулой они проводили часы напролет, взахлеб обсуждая наболевшее и просто судача о том и о сем. Иногда хозяйка рассказывала Урсуле о злоключениях своего бизнеса – ей очень нравилось (ну чисто по-женски), когда ее жалели, хотя пожалеть следовало бы ее унылого супруга, которого она терроризировала по полной программе. Есть такой тип страдальцев, которым нравится выставлять себя жертвами судьбы. Среди тысяч несчастий, обрушившихся на несчастную хозяйку, была и та, о которой она как-то поведала Урсуле теплым вечером. Запустила она к себе пожить неких туристов, вполне приличные люди… и вот как-то видит она, ночь уже темная, а у них свет горит и звуков нет. Подходит она к двери, толкает её и видит, о господи Иисусе, - лежат на полу вповалку пьяные в стельку и эти приличные люди, и какие-то их знакомые. И главное – все совершенно голые! Перееблись, перепились и заснули! И дальше под одобрительные покрякивания Урсулы хозяйка принялась расписывать, как она немедленно вызвала мужа, муж вызвал полицию, и как той же ночью вышвырнула она их к чертовой матери на улицу. «Это ведь у меня как дом, как дом, понимаете?» - любила повторять она, забывая, между прочим, что это вообще-то всё-таки не дом, а гестхауз, в котором граждане туристы вполне имеют право и ебаться, и даже пить, и даже спать в голом виде. — 92 —
|