Дальше события развивались феерически. За кровавым возмездием неблагодарным тибетцам наблюдала, оказывается, группа немецких альпинистов, при которых оказалась целая бригада кинооператоров. Хуже того, среди восходителей оказался сам великий Райнхольд Месснер, решивший тряхнуть стариной на юбилей покорения Эвереста. В принципе, перебить и этот весь сброд было отнюдь не проблемой для защитников коммунистического отечества, но все-таки Месснер… легенда и все такое… начнут искать, копать, вертолетов понашлют, следы крови заметят… в общем, товарищи решили верно: кинопленку изъяли и уничтожили, альпинистов послали к чертовой матери, и даже Месснера под зад автоматом пихнули - пусть знает, прогнившая капиталистическая душа, крепость красного оружия. Тибетского щенка, как оказалось, под шумок альпинисты себе прибрали, это товарищи поздно заметили, а заметив плюнули - черт с ним, пересекать границу лишний раз не с руки. Через Дехрадун вместе с другими беженцами Лобсанга переслали в Дарамсалу, где он и пригрелся на четыре года. Мальчик был тихий, и тихой же сапой он пробрался как-то в монастырь, который рядом с резиденцией Далай-Ламы, где в очередной раз продемонстрировал свое сродство с цеплючими ветками ежевики, вцепившись мертвой хваткой в проходящего монаха. Монах был человеком добродушным и добродетельным, к тому же тоже пострадавшим при оккупации Тибета, поэтому он не стал гневить богов и привел Лобсанга в свою комнату, где Ло с этих пор и стал проводить дни напролет, обучаясь тибетской, а заодно и английской грамоте. С такой же решимостью он отказался изучать другую науку, в которой достигли совершенства многие тибетские подростки и юноши, обретающиеся в Дарамсале – науку выманивать деньги у иностранных туристов, а потом тратить их на сигареты и марихуану. Особо успешные влюбляли в себя дебелых европейских старушек, рассказывая им красочные небылицы об ужасных лишениях, и добывали себе таким образом целые мотоциклы. Ну и марихуану, конечно, куда же без нее. Лобсанг отверг этот бизнес сразу и безоговорочно. Обман с целью наживы он не принимал органически. Так шел год за годом, Лобсангу исполнилось семь, и мы обнаруживаем его все в той же Дарамсале. Вышел из него необычайно умный (благо большая библиотека была прямо тут, в получасе ходьбы вниз), начитанный и красивый мальчик. Последнее его качество живо оценили подростки и юноши-тибетцы из того же монастыря, а затем и из соседних, и уже целый год Лобсанг был желанным гостем в их кельях и комнатах общежитий, где ему давали разные вкусности и вообще уважали и ценили его за то, что он (закройте глаза – мудрые ценители культуры тибетского буддизма) [… этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200…]. В тибетских монастырях исстари практикуют другую форму совокупления, сравнительно невинную и вполне гигиеническую: юноши вставляют свои хуи меж нежных и пухлых ляжек друг друга и удовлетворялись так. [… этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200…]. — 91 —
|