|
«Направления работы Службы: 1. Странники 2. Кристалл 3. Глубокие воспоминания 4. Сплавы» «И еще неплохо бы заменить слово «Служба» на что-то более благозвучное», - подумал я и вернулся к чтению записей Клэр, испытывая совершеннейшую безмятежность и чувство отлично сделанной работы. «Сегодня, когда гуляла, чувствовала себя как любопытный пес: мир казался каким-то новым и очень красивым, и хотелось все облазить и обнюхать. Всякие мелочи вокруг стали значимыми: деревья, мелкие пруды, полянки, тропы, и мне хотелось всё исследовать. Валялась в стоге сена, пялилась на очень красивое дерево с розовыми цветками, от которого радость возникала. Охуеть какое всё красивое - деревья, пухлые белые облака, холмы, и восприятия казались обновленными, омытыми от прошлой серости и усталости, и казалось, что сейчас передо мной и мордами Земли нет никакой перегородки для того, чтобы получать удовольствие от них. Стали возникать мысли, что я очень люблю этих морд и мне хочется показать их тебе. Возникает состояние любопытного пса - детскость, любопытство, желание исследовать и облазить что-то вокруг, и немного захотелось какого-нибудь сексуального приключения - хочется дать себя кому-нибудь полапать или потрахать и общаться при этом по минимуму. Когда валялась на сене, стало возникать одно из любимых состояний, которое бывает от жары, валяния и деревенских приятных впечатлений, которые есть тут - безмятежность, глубокая расслабленность, довольство, приятная лень. При этом в некоторые моменты времени вроде никаких желаний нет, но есть вот эта насыщенность, и кажется что время теперь будет тянуться медленно-медленно, и столько всего интересного может произойти.» «Раньше, ещё до Эмили, я всегда думала, что, конечно, у меня будут какие-то желания, и я буду как-то жить, что-то делать, но при этом я фоново воспринимала себя в стороне от самой гущи событий, как будто никакие дела не могут и даже не должны задеть меня по-настоящему, я не могу, не имею права в них полностью влиться и стать полноправным участником, а могу быть только где-то с краю, особо не высовываясь из своей норы. То ли потому, что мне это не дано, то ли потому что нет энергии, то ли потому что «нельзя», и только сейчас, когда я вместе с Машей в головой окунулась в самое настоящее созидание, в самую гущу экспериментов, людей, исследований, когда я начала чувствовать себя именно в этом центре жизненного вихря, во мне и стали пробуждаться эти детские гадкие воспоминания, и я словно стряхиваю с себя, как мокрый пёс, остатки всего того говна, которое мне навесили на уши, вбили в голову, которым я заразилась от своих приятелей, которые стали стариться ещё в детстве. Сейчас я наконец-то нащупала это чувство настоящей жизни, и постоянно кажется, что я еще не совсем «внутри», что я всего лишь приблизилась к самому настоящему, самому интересному, и мне кажется, что пространство вокруг начинает вибрировать, и грудь наполняется чем-то живым, сильным, и я не могу больше сидеть. Хочется что-то делать, ещё и ещё, прорываться глубже и глубже.» — 223 —
|