Я думала, что нельзя одновременно испытывать это одиночество и влюбленность, но оказалось, что и влюбленность стала приятней вместе с ним. Из неё исчезла хватательная составляющая – я сама по себе, но люблю при этом, и у меня не возникает хватательного рефлекса к тебе или к Маше, желания захапать побольше вашего внимания. Ещё наблюдение - когда я испытываю это одиночество, то ты кажешься ближе, чем когда-либо ещё, а ближе ты кажешься, наверно, потому, что я понимаю, что рядом с тобой это можно ещё полнее и сильнее испытывать. Любить - и чувствовать себя приятно одинокой. Это охуенно.» «Я разнылась при Кауа, что мне неясно, какие у меня могут быть сильные интересы, и он просто ответил, что я могу ещё долго этого не понимать, что интересы вырастают постепенно, и что в такой ситуации целесообразно не просто сидеть и грустно ждать, а активно готовиться к тому моменту, когда мне станет ясно, куда ещё меня влечет. Можно продолжать делать то, что приятно - делать тело более сильным, ум - более развитым, ну и вообще развиваться как-то понемногу в своё удовольствие, и относиться ко всему этому не как к изолированным действиям, а как к подготовке к ещё более клёвой и интересной жизни. Такой подход мне нравится.» «Стало возникать чувство простоты. Можно ведь ничего из себя не изображать, не выдавливать, а быть собой – ведь это самая простая вещь в мире. Выдавливание какого-то образа начинает казаться странным – зачем это делать? Наверное, это реакция на то, что окружающие люди всегда будут испытывать неодобрение, если я буду сама собой и не буду стараться под них подстраиваться. Но тут меня окружают совсем другие люди. Озабоченность начинает восприниматься чужеродным телом – тяжелым, неприятным, сильно портящим жизнь. Возникают всплески какой-то особенной близости, которую хочется назвать предельной - при которой начинает казаться, что я от тебя неотделима. И из этого – сильное желание сделать что-то, чтобы это выразить, сохранить, усилить, и есть непонимание – как это сделать, растерянность и немного тоска. Тоска по тому, чтобы всё время это испытывать, жить в этом. Вообще восприятия без такой близости начинают казаться сухими и обыденными. Возникает ещё иногда доверие с оттенком детскости, простоты. Странно - при всём при этом общаться с тобой хочется меньше, чем вчера и позавчера. Сильно приятно от того, что ты есть, что ты приедешь.» «Поиск стержня в себе и вообще каких-то живых восприятий резонирует с таким образом: я медленно, одну за одной, срываю шелуху озабоченностей, неуверенностей, представлений о правильном и неправильном, и с каждой содранной частичкой шелухи всё больше приоткрывается ядро, которое под ней сокрыто. И в этом ядре находится единственно интересное, настоящее и живое. Обычно я занимаюсь просто тем, что вожусь с шелухой, перебираю её, веря, что такое перебирание к чему-то приведет - это глупо. Зачем вообще возиться с этим мусором, уделять ему столько внимания, если можно его просто убрать и забыть? — 227 —
|